всегда ценил в человеке, прежде всего качества хорошего солдата и бойца (а этого у Эолабара было в избытке), но в то же время его поведение, скользящие движения и змеинообразный облик вызывали у него ощущение соприкосновения с чем-то чуждым, возможно, даже нечеловеческим.
Хват впервые в жизни чувствовал себя смертельно усталым. Это была не усталость человека, проведшего день в седле или сражавшегося без отдыха, — к ней он привык, и она вызывала у него лишь приятную расслабленность. Теперь же ему казалось, что он тратил волю, и его поступками управляет кто-то другой. Постоянно хотелось спать, но сон не приноил облегчения — его преследовали странные сны, стирающиеся из памяти после пробуждения. Долгое время он жил с единственной мечтой — отомстить за своего родича Керим-Шаха, в смерти которого он винил Конана. Много усилий приложил он, чтобы проследить путь варвара от Химелийских rpp до аквилонского престола. Туранец отрекся от имени своего рода и теперь уже даже не мог вспомнить его. Годами он учился фехтованию у лучшего мастера в мире и добился того, что Розиль Великолепный назвал его своим лучшим учеником. Когда король Ездигерд повелел ему отправиться в пеллийское герцогство, он был счастлив, как никогда в жизни: наконец-то ему представилась возможность скрестить клинки с Конаном или хотя бы с его сыном.
Он прошел Посвящение и занял одну из высших ступеней в иерархии ордена Блистательных. Поначалу он считал забавы хозяина замка причудой аристократа, но затем, к собственному удивлению, понял, что увлекается идеями Торкиля и превращается в его верного последователя. И теперь лишь изредка он вспоминал о своей цели — убийстве Конана.
— Проклятые сны, — бормотал он, укладываясь в кровать, — может быть, сегодня они не будут меня преследовать. Я готов молиться Эрлику, чтобы обрести покой хоть на несколько дней.
Он закрыл глаза и мгновенно уснул. Эту способность Хват выработал в себе за долгие годы, проведенные в опасных странствиях, когда от отдыха зависела его жизнь. Но сейчас сон не приносил отдохновения.
Перед глазами встала церемония Посвящения в Орден, затем возник глубокий подземный лабиринт. Он почувствовал, как тело наливается чужой Силой, точнее, подчиняется чужой Силе, завладевшей им. Он лежал на теплых камнях и грелся в послеполуденном солнце, скользил среди скал, преследуя беззащитную дичь. Он был одним из хозяев мира, которым никто не мог противостоять. Они жили на бескрайних болотистых пустошах, усеянных папоротниками и яркой травой, а вечерами отдыхали на нагретых солнцем камнях теплых серых скал.
В полнолуние на вересковых пустошах они проводили богослужения, в круге своих любимых детей появлялся Дагон, и на каменных алтарях в муках умирали принесенные Ему жертвы. Долгие века продолжался сладкий сон-воспоминание.
Он был завернут в нежные шелковые ткани, покой охраняли силы, неведомые никому из живущих. Вверху был незыблемый свод пещеры, и ничто не могло, проникнув в убежище, побеспокоить спящих. Магический кокон надежно защищал от вторжения. Но прошли века, внезапно что-то нарушило покой, разорвав магические нити, и сон изменился.
Теперь перед ним возникли картины избиения его народа. Люди — ни на что не годные твари, тысячами умиравшие на алтарях — преследовали возлюбленных детей Дагона, и не было места на земле, чтобы укрыться от них. Всюду таилась опасность, а чтобы спастись, нужно было восстановить защиту.
Его тело пронизали незримые токи Силы и устремились наружу из кокона, а за ними вслед устремился его дух, чтобы найти для себя вместилище. Магическим зрением он увидел человека и вошел в его тело. Человек был силен, сломить его волю было непросто, но теперь он полностью овладел им.
По телу Хвата пробежала крупная дрожь. Открыв глаза, он немигающим взором уперся в потолок. В голове бушевал вихрь чужих мыслей и желаний. Теперь он знал, кто он и что ему нужно делать.
В оцепенении Армледер шел вслед за Торкилем. Они вышли к широкому проходу, миновали его и опять вступили в зал, заполненный лесом извивающихся причудливых колонн. Он был похож на предыдущий, но здесь количество колонн оказалось гораздо меньше, и сквозь них просматривалось свободное пространство колоссальной пещеры.
Если первый грот, заполненный колоннами, поражал, то второй подавлял. Призрачный голубоватый свет разливался в воздухе, в нем проскакивали небольшие искорки. Казалось, что светится сам воздух — сияние медленно двигалось, образовывало струи, завихрения, небольшие смерчи. Но вместе с тем воздух оставался прозрачным, и все пространство огромного подземного зала легко просматривалось.
Вдалеке Армледер едва разглядел противоположную стену. Где-то высоко над ним вознесся потолок грота. А в центре зала стояло то, что приковывало внимание сильнее всего.
Огромное, исполинское сооружение высилось перед ним. Сзади его огибало широкое спокойное озеро, а с противоположной стороны, по всей видимости, располагался главный вход — там виднелся большой черный провал, дыра, ведущая в никуда.
Сооружение было увенчано коротким причудливо изогнутым шпилем, который почти достигал свода пещеры. Само сооружение, хотя оно и было, несомненно, созданием чьих-то рук, не было похоже на здание.
Ни одному строителю, каким бы извращенным не был его ум, не пришло бы в голову создать что-либо, совершенно лишенное какой-либо симметрии, порядка, даже законченности. Искривленные галереи, скрученные линии стен, лестницы, изгибающиеся под немыслимыми углами, мелкие выступы, которыми были покрыты стены: все производило впечатление неестественности.
Но в то же самое время оно подавляло своим величием — не только размерами, но и грандиозностью замысла, великолепным выполнением всех, даже самых мельчайших деталей. Сооружение было испещрено множеством небольших отверстий входов. Каждый вход представлял собой проем, ведущий в черноту. Армледер заметил, что в некоторых из них коридор сразу же резко сворачивает. Похоже, что внутри находится целый лабиринт искривленных, извивающихся туннелей.
Оно состояло из нескольких ярусов, незаметно переходивших друг в друга. Стены каждого имели округлую форму, и все покрывал какой-то неизвестный материал. Больше всего облицовка напоминала чешую — словно тысячи чешуек облепили колоссальное сооружение. Они, поблескивая матовым перламутровым цветом, переливались.
Первый ярус с одной стороны был низким, будто незаметно вырастал из пола пещеры, а на противоположной стороне поднимался высоко, закрывая второй ярус, и оставалось непонятно, где проходит граница между ними. Третий ярус с одной стороны выступал вперед, нависая над нижними, а с другой — становился гораздо
Вид сооружения и исходящая от него чудовищная аура были отталкивающими, жуткими. Люди казались непрошеными гостями в этой зале, и первым побуждением Армледера было бежать отсюда, забыв увиденное. Но Торкиль уверенно шел к входу, приходилось идти вслед за ним.
Вблизи можно было рассмотреть мелкие детали, неразличимые раньше. По стенам сверкали многочисленные драгоценные камни, рассыпанные словно наугад, без симметрии и порядка. Черный провал входа ограждали с двух сторон колонны, напоминающие два хищных змеиных зуба. И это помогало понять, что вход представляет собой изображение раскрытой змеиной пасти, готовой схватить любого, кто приблизится. Это мавзолей древних властителей мира, — раздался рядом голос Торкиля, исполненный глубокого и неподдельного почтения.
Голос его нарушил тишину, царящую в пещере. Струи воздуха потекли быстрее, мерцающие огоньки заплясали на стенах усыпальницы, то затухая, то вспыхивая ярче, а потом закрутились в вихре.
Армледер чувствовал, что вокруг собираются невидимые колдовские нити. Даже воздух сгустился и насытился текущей от мавзолея Силой. А Торкиль продолжал размеренно вещать:
— Здесь покоятся последние из великих повелителей мира, Те, Кто Извне снизошли к своим слугам и стали Теми, Кто Внутри. Сегодня — последний день их заточения — день Накануне. Завтра же, в полночь, свершится великое Действие, и в мир вернутся его хозяева. Те, кто отвергнут, будут покорены, а те, кто падет ниц перед ними, возвысятся. Но особая милость Хозяев снизойдет на тех, кто принял их еще до прихода. Мы, Блистательные, станем превыше всех пред ними. Пойдем же туда, где находится средоточие Силы. Ты кроме меня единственный, кому дарована такая честь. Прими же в себя Тех, Что Вовне!
Он шагнул вперед, прошел между змеиных зубов. Армледер, превозмогая страх, сделал один шаг… второй… В голове его взвихрились причудливые образы, складываясь в обрывки видений. Полыхал огонь на жертвеннике змеелюдей, обильным потоком лилась человеческая кровь. Восставали из пепла древние города, овеянные холодной жутью построенные на человеческих костях. Поднимались из склепов короли змеиного народа, поднимались для того, чтобы ввернуть себе власть над миром. В усмешке одного из них Армледеру почудилось что-то знакомое.
Он пригляделся. Стоявший впереди Торкиль нетерпеливо сделал приглашающий жест. Его длинная гибкая рука, скрытая под широким плащом, мелькнула, словно хвост змеи в густой траве. Армледер смотрел на брата и видел, как знакомые черты расплываются, обнажая его подлинный лик. Словно человеческая плоть кусками отваливалась и вместо лица человека возникла морда змеи.
Армледер перевел глаза вниз. Теперь он понимал, что отображала тень Торкиля, которую тело брата отбрасывало в этом мертвом голубоватом свете. Увиденное им существо должно было отбрасывать именно такую тень.
Гулко стучала в ушах кровь. Окружающее подернулось туманом безумия — человеческий мозг не в силах был вместить ужас происходящего. Давно уже мертвые люди-змеи, извечные враги человеческого рода, исчезли с поверхности земли, даже легенды о них постепенно забылись, стали казаться пустыми россказнями. И вот теперь они снова готовятся к возврату, хотят ворваться в мир, вновь подчинить себе человека…
Армледер шатался от нахлынувшей волны омерзения, смешанного с ужасом и ненавистью. Скалились зубы Торкиля — того существа, что было Торкилем, а теперь, отдав свою душу новым хозяевам, превратилось в отвратительное подобие человека.
— Откройся навстречу неизбежному, брат! Не мешай Тому, Кто Вовне, войти в тебя! — звучал в ушах глухой голос Торкиля.
И уже не в ушах, а внутри головы эхом вторили ему невнятные слова. Тихий шипящий голос медленно цедил их одно за другим на древнем змеином языке, и с ужасом Армледер чувствовал, что понимает обращающегося к нему.
— Не противься, отдай мне себя. Ты сам пришел к порогу моего жилища. Шагни дальше. Здесь тебя ждет то, о чем ты и не мечтал. Твое тело наполнится новой силой. Ты станешь непобедим и грозен. Все враги рассыплются перед тобой. Сделай шаг. Приблизься ко мне, откройся мне, и я войду в тебя. Ты станешь…
Превозмогая завораживающий шепот, Армледер шагнул к Торкилю. Он сумел сосредоточить взгляд. Теперь пред ним вновь было знакомое лицо брата. Чудовищный змеиный образ исчез, сполз с него, словно змея сбросила шкуру. Но тень, медленно извивающаяся у его ног, была тенью змеи.
— Будь ты проклят! — крикнул Армледер и выхватил кинжал. — Отправляйся к своим хозяевам!
Он нанес молниеносный удар, от которого не было спасения. Кинжал распорол балахон Торкиля и глубоко вонзился в тело. Армледер отскочил назад, снова полоснув по начавшей расплываться и терять четкие очертания фигуре. Клинок прорезал длинную полосу на груди брата. Торкиль пошатнулся.
— Еще мгновение, и он упадет, — отметил про себя Армледер.
Но Торкиль устоял и медленно начал выпрямляться. Из длинной раны сочилась вязкая зеленоватая жидкость. Лицо превратилось в змеиную маску. Он провел рукой по груди, посмотрел на ладонь и развернулся к Армледеру.
— Ты хотел убить меня! — загремел голос, который не походил ни на голос Торкиля, ни на другой человеческий голос.
Стремительно, как атакующая змея, Торкиль бросился на своего брата. Армледер получил сокрушительный удар в грудь, но успел ответить с быстротой леопарда. Словно когтистая лапа хищника, сверкнул его кинжал, а на горле Торкиля появился глубокий разрез, почти отделивший голову от туловища. Но и это не остановило его.
Как молотобоец, размеренно и сильно он наносил удары. Лицо Армледера превратилось в кровавое месиво. Последнее, что аквилонец увидел сквозь застилающий глаза туман, — это быстро затягивающаяся рана на шее Торкиля. В бешенстве он нанес наугад еще несколько ударов кинжалом, понимая, что бессилен против создания, вселившегося в тело его брата.
