— А по мне — так хоть сам Сет на троне, лишь бы жалованье исправно платил и не трудил чрезмерно.
При этих словах полог откинулся и, держась, друг за дружку, вышли Ройл и Конан. Капитан и его заместитель еле успели вскочить и отступить в сторону, иначе старые вояки неминуемо кувырнулись бы через них.
— Так, выступаем немедленно! — провозгласил Конан, обводя свое воинство покрасневшими глазами. — Авангард поведу сам, вернее, поведет старина Ролл. Где твои охотнички?
Ройл подозвал к себе четверых солдат:
— Значит, эти пятеро, десять моих телохранителей, и все. Остальные сорок ротозеев, кто трезвые, выступите чуть погодя за нами на подводах. Коней оседлать, но вести в поводу. Взберетесь на своих кляч прямо перед атакой. Сигналы — обычные, рожки там, или как вы тут… ага, свистки, так свистки. Мы снимаем часовых, если у них таковые имеются, и подползаем к самому лагерю. Вы разворачиваетесь к Совиному Ручью на нашей стороне и ждете. Морды тряпками обвяжите. Я имею в виду лошадиные морды, и чтоб ни звука. А по свистку — в галоп. Не останавливаться, не грабить, в палатки не лезть — гнать эту сволочь к границе, гнать и рубить…
— Но, мой король, такое уже было: они уйдут в Немедию… — встрял, было, капитан, но Конан грозно надвинулся на него и, вновь взяв за перевязь, энергично потряс:
— А ты можешь завязать морду себе, капитан, — и добавил, обращаясь ко всем и взмахом руки прекращая начавшийся среди охраны гогот: — Гнать будем и в Немедии, ясно. До полного истребления. Все.
Глава третья
— Кром! В пути хмель вылетел, да ума не прибавилось, — ворчал Конан.
Он лежал на сырой земле в небольшом углублении, оставленном корнями вывороченного ветром огромного бука и, извиваясь, старался выползти разом и из своего раззолоченного кафтана, и из роскошной кольчуги, ползать в которых по лесу, да еще в его летах, оказалось явно несподручно.
Маленький отряд вихрем промчался по скальным тропам, затем, ведя коней под уздцы, углубился в пользовавшееся дурной славой урочище. Древние, узловатые деревья покрывали пологий склон Совиной Горы. Лес был мокрым после промчавшегося недавно вихря, повсюду валялись поваленные стволы, и вскоре из-за бурелома коней пришлось оставить под присмотром двоих гандерландцев.
После небольшого плутания по рытвинам и оврагам, когда все стали чрезвычайно злыми, мокрыми и исхлестанными ветвями, Ройл скомандовал лечь.
Поминая богов и короля, которому в столь скверную погоду в столь скверном месте пришла в голову затея поиграть в войну, северяне и следопыты повалились прямо в месиво из гниющей листвы и глинозема. Ройл пополз вперед и вскоре, перевалившись, словно хорек, через лежащий поперек его пути древесный ствол, покрытый лиловым мхом, исчез из виду.
Конану, наконец, удалось освободиться от своей брони, и он остался в одних брюках и полотняной рубахе, которые тут же пропитались влагой, грязью и зеленью травы, так, что король Аквилонии сам теперь напоминал замшелую корягу. Он пытался разглядеть вокруг хоть что-нибудь, но видел лишь мокрый туман, клубящийся между стволами.
— Словно я по ту сторону Громовой реки, — прошептал киммериец, — а ведь давненько я не лежал в настоящей засаде.
Эта мысль очень ему понравилась. Он поплотнее разметался на своем глинистом ложе, вжимаясь в холодную лужу на дне ямы.
— Кажется, это делалось примерно так…
И король цивилизованнейшей из хайборийских держав с наслаждением растер лицо вначале пучком травы, затем перепачкаными ладонями, зачерпнув со дна бурой жижи. Громоздкий меч он оставил лежать на ворохе снятой одежды, присыпав его для верности листвой, и пополз. Переваливаясь через тот же древесный ствол, что и беззубый следопыт, Конан кряхтел и ругал свои годы, а когда повернулся, то едва не расхохотался — мертвая кора и мох были сорваны с дерева, словно гигантский слизняк прошелся по нему.
Двинувшись вперед, Конан лицом к лицу столкнулся с приготовившимся к бою ежом, вернее — ежихой, за спиной которой угадывалось четыре темных колючих комочка поменьше. Киммериец попытался щелкнуть ее по черному носу, однако местные ежи, видимо, не забыли еще искусство охоты на змей — голова ежихи молниеносно отдернулась, а затем метнулась вперед и цапнула нахального человека за палец.
Подавив крик, киммериец попробовал обойти воинственного зверя, но левая его рука соскочила со скользкой кочки, затем, потеряв опору, заскользил вниз и сам киммериец. Конан, как ни пытался схватиться за ветви кустов и пучки трав, все быстрее и быстрее съезжал куда-то вбок, а потом полетел кубарем в зеленый омут и очутился на дне небольшого оврага. Клочья штанов и рубахи украшали оставленную все тем же неуклюжим слизнем просеку, а где-то под пологом мокрого леса недовольно заголосила и умолкла сорока.
— Н-да, — сквозь зубы пробормотал Конан, поднимаясь и отряхиваясь. — Морду можно было и не мазать в начале пути. По ту сторону Громовой реки я бы не прожил и нескольких мгновений…
— Это точно, старик! — раздался прямо над ухом молодой, энергичный и совершенно незнакомый голос.
Киммериец обернулся. В трех шагах от него сидел на пеньке причудливо одетый разбойник, держа в руках охотничий самострел, приспособленный для стрельбы арбалетными болтами.
— Ты, впрочем, тоже, молокосос, — раздалось с верхушки обрыва, и что-то тяжелое обрушилось сверху на незадачливого часового, подмяв его под себя.
Мгновенье борьбы, и Ройл уже сидел на разбойнике верхом, а лезвие ножа следопыта холодило парню глотку.
— Старею, — пробурчал Конан, подходя к пленному.
Тот, казалось, не очень-то и испугался, поводя бешеными глазами.
— Цыц ты. — Ройл завозился, устраиваясь на разбойнике поудобнее, и, затыкая тому рот сорванной с головы кожаной шапочкой. — Что с ним делать-то? Резать глотку — и полезли дальше?
— Порасспроси его — есть ли еще сторожа, в лагере ли Хват, а потом двинь посильнее — пусть валяется. Нам его никчемная жизнь не нужна.
Конан отошел в сторонку и пучком травы попытался избавиться от комьев влажной грязи. Не особенно прислушиваясь к хрипловатому, приглушенному туманом голосу разбойника, он повертел в руках трофейный самострел, затем задрал голову и с наслаждением стал вдыхать тот непередаваемый аромат дикой чащи, от которого в юности у него кружилась голова, заставляя идти на невиданные безумства. Атмосфера лесной войны, сам лес, липкий туман и полный грозящей опасности зеленый полумрак постепенно начали пробуждать в потрепанном жизнью и бездельем теле спящего зверя. Ноздри киммерийца подрагивали и раздувались, словно у породистого жеребца, ни разу, не бывшего под седлом, белки глаз сверкали, а руки, расслабленно свисавшие вдоль тела, приятно зудели в предчувствии скорой драки. Кром свидетель — пара десятков лет сорвалась горой с плеч и растворилась в утробе урочища. Меж тем из-за спины киммерийца раздался тупой удар, приглушенный стон и мягкий звук падения. Неслышной, стелющейся походкой подошел Ройл, потирая краснеющий на глазах кулак, и шепотом проговорил:
— Митра милостивый, ну и головы у здешних жителей, видать, луженые, что твой обозный котел.
— Ну? — задрал подбородок Конан.
— Часовых у этой своры, как и ожидалось, нет.
— Совсем обнаглели. Когда я был помоложе…
— Тише, тише, мой король, — вжал голову в плечи следопыт. — Так вот, этот медноголовый поджидал тут своих сотоварищей-охотников, которые аккурат сейчас должны пройти неподалеку от нас к лагерю.
— Славно, славно. Вот мы охотничков тут и положим в папоротники. И ворвемся прямо в их курятник вместо ожидаемых добытчиков, — оживился Конан.
Ройл недовольно скривился. Он уже понял, что стареющий монарх не собирается утруждать себя размышлениями и расчетами. Ему нужна была хорошая драка после хорошей попойки.
— Дело в том, что там у них собаки…
— Ну, старый вояка, ты меня испугал! — Киммериец от нетерпения даже притопнул, взметнув на отвороты и без того грязных кавалерийских сапог фонтан из тины и жидкой глины. — У них тут что — натасканные сторожевые из королевских питомников? Или пастушьи «акулы пустынь» из гирканских земель? Откуда они тут взялись и кого пасли? Сам не хуже меня знаешь: если таким псинам не дать отару, чтобы ее охранять, и не дать волков, чтобы их рвать, то характер у собак очень быстро испортится, и тогда уж лучше держать у себя на стоянке медведя-шатуна или пару драконов, чем этих тварей. А здесь наверняка обычные остроухие плюгавые гончие. Мы с тобой не олени и не зайцы, а на человека натаскать этих псов сложнее, чем меня обучить тонкостям митраистской теологии.
— Оно, конечно так, мой король… — с сомнением пожевал губами Ройл, однако и паршивая шавка может поднять шум, учуяв засаду…
Но Конан перебил его:
— Это у тебя с похмелья или ты действительно стал трусоват? Где-нибудь в безлюдных горах или девственном лесу собаки, учуяв засевшего в чаще человека, начнут брехать и выть, а тут в двух шагах их собственный лагерь, и под каждой сосной по пьяному разбойнику валяется. Веди лучше на тропу и своих зови, а то упустим охотников.
И не собираясь больше спорить, кряхтя и ругаясь, Конан полез по скользкому склону вверх. Ройл вздохнул, снял висевший на шее деревянный свисток, подал условный сигнал, подражая крику некоей болотной птицы, и полез следом.
Не прошло особенно много времени — Конан и следопыт только и успели, что привести в относительный порядок измазанную одежду, как дрожащий зеленый полог сгустился, в тумане задвигались еле различимые вначале тени, затем туман расступился, пропуская бесшумно скользящих меж стволов деревьев воинов.
Ройл быстро объяснил им задачу и повел маленький отряд в самую непролазную чащу, руководствуясь одному ему понятными соображениями, почерпнутыми из задушевной беседы с молодым разбойником. Дорогу преградил бурелом, высившийся, будто замок лесного людоеда. Туман оставлял на серебристых стволах полусгнивших деревьев, наваленных самым причудливым образом, легкий белесый пушок. Тянули узловатые щупальца вывороченные корни вековечных деревьев, обнажая в плоти земли ужасные раны, — на эти ямы, полузатопленные подернутой ряской водицей следопыты косились особенно неприязненно, стараясь обойти их стороной. Кто знает, что за зверь или нечисть может броситься оттуда на осмелившихся нарушить лесной покой людишек?
Проплутав изрядно в этом лабиринте, отряд аквилонцев выбрался на небольшую полянку. Все отряхивались, словно лоси после переправы через ручей, хрипло и зло переругиваясь, вновь сгибая луки и натягивая тетивы, до того заботливо смотанные и упрятанные в холщовые мешочки — жилы берегли от влаги. Конан, спохватившись, стал шарить по перевязи, и один из телохранителей протянул королю его меч, оставленный в самом начале пути.
— Кром, — сквозь зубы проворчал Конан, нацепляя ножны. — Это уже совсем не годится. Оставил меч гнить в какой-то канаве, словно деревенский увалень, пригнанный главным королевским лесничим на тушение лесных пожаров…
Ройл меж тем озирался, явно ища и не находя некоей метки. Лучники все возились со своим нежным снаряжением, северяне вполголоса частили ненавистные леса, где не на что сесть, и нет ни капли свежего воздуха, ни луча солнца.
Старый разведчик негромко вскрикнул, указывая на зарубку в коре разветвленного вяза, и уверенно повел отряд за собой — опять в непролазные заросли. Конан повеселел, слушая за спиной каркающие северные ругательства на выразительном ванирском наречии вперемежку с именами хайборийских богов, снабжаемых самыми нелицеприятными эпитетами на его родном киммерийском.
Наконец мучения нордхеймских и киммерийских наемников кончились — Ройл вывел их на поросший колючим кустарником холм, косо обрывавшийся к югу урочища. Искомая тропа
