щеку.
– Вонючий пес, недостойный даже своих блох!
Стигиец упал и скорчился. Опять взметнулась нагайка, свистнула, рассекая воздух, и Тахем закричал от невыносимой боли.
– Ничтожный катых из-под хвоста околевшей овцы! Не надейся, что я заварю тебя насмерть. Мы для тебя припасли другую смерть. Не такую легкую и приятную!
Вождь афгулов выпрямился и опустил нагайку. Тахем осмелился приподнять локоть и посмотреть на него одним глазом.
– Чем же я прогневил тебя, храбрый вождь!
– Ха? Ты еще спрашиваешь, ядовитое насекомое? Ты думаешь, перед тобой круглый дурак? Да Махмуд насквозь видит твои гнилые потроха! Ему не удалось продырявить глотку тому лицемерному щенку, но уж тебя-то он ни за что не отпустит живым. И твоих дружков-бандитов! Если кто-нибудь из них попадет в плен и захочет легкой смерти, ему придется жрать твой растерзанный труп!
– О милосердные небеса! – застоная стигиец в непритворном страхе. – Почему ты решил, что мои друзья – разбойники?
– Потому, – афгул свои наклонился ж нему и хищно оскалил зубы, – что в твоем отряде я заметил одного здоровенного негра.
«Проклятье! – выругался про себя Тахем. – Ну, конечно! Где это видано, чтобы у черномазого кушита – голубые глаза?»
– Да, у нас есть один наемник из далекой южной страны. И что с того? Королева щедро платит опытным воинам. Я, между прочим, стигиец, я тоже служу ей верой и…
– Ха! Тьфу на тебя, изворотливая змея! Я почти полвека кочую в этих горах, а чернокожего война вижу впервые. Купцов встречал, а наемных солдат – ни разу. Куш отсюда очень далеко, и дорога от него к нашим перевалам ой как трудна и опасна.
– Все это истинная правда, о мудрый вождь, но…
– Молчать, кизяк! Не гневи меня лестью, пожалеешь! – Вспыльчивый афгул умел мгновенно успокаиваться. Его голос внезапно перерастал в крик и столь же внезапно падал до зловещего шепота.
– Прежде чем умереть на моих руках, – процедил он сквозь зубы, – несчастная малютка Фагья рассказана, что ее насиловал и мучил огромный веселый воин с черной кожей и тонкими косичками. Не слишком ли много шастает во нашим горам черномазых шутников с бабьими косячками, а, старик?
«О Сет! – Теперь Тахем испугался по-настоящему. – Я погиб!»
– Но человека, похожего на Конана, я не увидел, – сказал Махмуд. – Где вы его прячете?
– Ты ошибаешься, Махмуд, – проникновенно заговорил стигиец. – Конан – преступник, нам приказано положить конец его разбою и привезти его в Даис живым или мертвым. Мы шли по следу его шайки, пока не встретили вас. Если вы не уступите дорогу, мои товарищи пойдут на прорыв. Они лягут костьми, но не отступят. Ты же знаешь когирских рыцарей. Твое племя почем зря потеряет уйму людей.
Махмуд заморгал под неотрывным взглядом смуглого пленника. В голосе Тахема появился чарующий тембр.
– В моих словах нет лжи. Кушитский воин, которого ты видел, вполне порядочный человек, я никогда не поверю, что он способен надругаться над ребенком. Если и есть в шайке Конана чернокожий бандит, то это чистой воды совпадение.
Вождь афгулов пошатнулся и поднес к глазам руку с нагайкой. И тотчас опустил.
– Зачем нам сражаться, кто от этого выиграет? Только Конан. Для него наша гибель будет настоящим подарком. Давай разойдемся мирно, Махмуд. Погляди, как прекрасна эта земля, как прозрачен звонкоголосый ручей. Зачем обагрять его нашей кровью? Давай сядем на коней, поедем к моим друзьям и скажем, что случилось недоразумение, никто никому не желает зла. Поехали, Махмуд, время не ждет. – Стигиец медленно поднялся и бочком двинулся к своему коню, не сводя глаз с Махмуда. Под беспокойный гул голосов Махмуд приблизился к своему жеребцу, спокойно уселся в седло и взялся за поводья.
– Ждите здесь, – хрипло приказал он своим родичам. – Случилось недоразумение, но теперь все в порядке. Эти люди не виноваты.
Стигиец одобрительно кивал. Ничего не понимающие воины переглядывались и ворчали.
Два коня тронулись рысью. Тахем преодолевал искушение гикнуть и пустить лошать в карьер. Махмуд смотрел в пустоту, казалось, он начисто утратил память, а вместе с ней привычку наездника чуть привставать на стременах, чтобы не слишком трясло; его обвислые щеки смешно подскакивали.
– Вот видишь, Махмуд, – заговаривал его Тахем, как вендийский факир королевскую кобру, – все хорошо, что хорошо кончается. Мало ли на свете черных верзил с нелепыми косичками, стоит ли из-за них выпускать друг другу кишки? Конечно, не стоит. Лучше догнать Конана и отомстить за Хагафи, за парящих соколов. Ты не заметил, как Конан проскочил на равнину, вот и принял нас за его банду. Но ты же сам видел: среди нас нет киммерийского разбойника. Он уже в Вендии, и мы знаем, куда он идет, и обязательно его догоним. И тогда он заплатит за все. Ты хочешь его правую руку? Получишь непременно. А нашей королеве мы привезем голову, чтобы украсить стену славного Даиса, где не любят предателей и коварных убийц.
– Тахем! – крикнул ему из когирских шеренг чернокожий воин. – Осторожно! Он чуть не прирезал Сонго.
– Он наш друг! – закричал в ответ стигиец с торжествующей ухмылкой. – Он пропустит нас на равнину. А у Сонго он хочет попросить прощения. Правда, Махмуд? Ты ведь не хотел обидеть Сонго?
– Сонго? – оторопело переспросил Махмуд. – Я хотел зарезать Тарка.
– Сонго – это его прозвище, – соврал, не моргнув глазом, стигиец. – Так звали любимого мастифа нашей королевы. Когда она назначила Тарка стражем ее покоев, песик от расстройства отдал Митре душу. Зивилла очень горевала и по забывчивости все звала мастифа: «Сонго! Сонго! Где же ты, дурашка?», а наш будущий
