на локоть? Теряясь в догадках, он опустил глаза и увидел внизу, около фруктового сада, маленького человечка. Незнакомец шагал в сторону дворца и странно водил руками, словно что-то наматывал.
Бен-Саиф снова поглядел на беспомощного Ияра и крякнул от растерянности и досады.
Две катапульты на крыше дворца и одна на сокровищнице по-прежнему разбрасывали по окрестностям огненную смерть. На юге, западе и севере бушевали пожары, горели дома и леса, даже скалы. Бен-Саиф не завидовал тем, кто оказался в этом кромешном аду. Но мысли о неизбежных потерях врага ничуть его не успокоили.
На крыше дворца забегали солдаты, должно быть, ординарец прочитал его записку. Но Конан (а сотник более не сомневался, что сам командир отряда партизан поскакал к дворцу Сеула) уже спешился подле парадного крыльца, у коновязи, где стояли три или четыре лошади. Из высоких дверей навстречу Конану выбежал солдат (связной, догадался Бен-Саиф, возвращается на свой пост) и замер на нижней ступеньке крыльца, и схватился за меч. Молниеносный обмен ударами, и вот один человек в серых доспехах падает ничком, а другой перепрыгивает через него и скрывается за позолоченными дверными створками.
И в этот миг на агадейского сотника нахлынул страх. Он один-одинешенек в поднебесье, в убогой корзине под брюхом неуправляемого мешка… Его связные погибли, враги проникли в стены сокровищницы и дворца и уже, наверное, одного за другим убивают солдат. А вдруг Конан пробьется во внутренний двор? Достаточно резок полоснуть мечом по канату, и ветер понесет агадейского командира на север… Конечно, далеко ему не улететь, мешок уже давно висит, в нем изрядно подостыл воздух… Что, если корзина окунется в огненное море на севере? От этой мысля Бен-Саиф покрылся холодным потом. Нет! Надо на землю. Надо выпустить воздух из шара и снизиться. В небесах больше делать нечего. Связные перебиты, крылатый разведчик в плену у колдовства. Бен-Саиф должен быть во дворце, со своими людьми! Надеть доспехи, взять меч, а лучше что-нибудь понадежнее, и встретиться с Конаном лицом к лицу!
Он ухватился за веревочную лестницу, полез к ремню, который стягивал отверстие шара. Одним рывком распустил узел. Мешок дохнул в лицо теплым воздухом.
Солдаты на крыше дворца заметили, что воздухоплавательный аппарат теряет высоту, и дали знать обслуге шара, которая дежурила во внутреннем дворе. Те дружно бросились к дощатому барабану на вертикальных брусьях, налегли на рукояти, стали выбирать канат. Если бы они замешкались, шар бы упал за наружной стеной дворца.
Ординарец Бен-Саифа рухнул замертво под гулким ударом рукояти меча о шлем. Другого воина киммериец сбросил с крыши, но этим преимущество внезапного натиска исчерпалось полностью. Двенадцать горногвардейцев проворно расхватали мечи и шестоперы и дружно насели на Конана.
Не будь на нем агадейских доспехов, не спасла бы и медвежья сила, и навыки, которым завидовали все знакомые бойцы на мечах. Его обступили со всех сторон; удары сыпались градом. Но и он не оставался в долгу. Прямой выпад в голову, и падает навзничь контуженный воин, мах по ногам, как косой, и с криком отскакивает другой агадеец, держась за ушибленное колено. Конан ринулся в брешь, добежал до катапульты, рубанул мечом по стеклянному шару на деревянной ложке и сразу метнулся вбок, а за ним с яростным ревом – враги… Огненный демон вырос на пятьдесят локтей, выпрямил спину, расправил плечи, хищно огляделся кругом…
Внезапно за спиной Конана, перекрывая гул далеких и близких пожаров, раскатился грохот. Невидимая сила злобно толкнула в спину. Киммериец упал на колени и оглянулся. Его больше не преследовали, агадейцы тоже попадали на черепицы и повернули головы к сокровищнице.
Кривая щель разделила тигриную морду надвое, и не только из трещины, но и из глазниц, и из пасти били струи пламени вперемешку с дымом. Меньшая половина тигриной головы неспешно опрокинулась, ударилась оземь и рассыпалась на блоки, а большую растапливала огненная буря, сплавляла воедино сокровища Сеула Выжиги и гранит. «Когда-нибудь, – отстранено подумал Конан, глядя на гигантское сооружение, тающее в огне, как восковая свечка, – сюда придут золотоискатели с хайлами. Будут вырубать из каменной толщи золотые прожилки, вылущивать самоцветы, которых прежде никогда не находили в граните».
Он вскочил на ноги. Враги опомнились и снова бросились на него.
«Бежать!» – обреченно подумал Бен-Саиф, глядя на гибель сокровищницы и дворца. Каменная голова превращалась в раскаленную лужу, «слезы Инанны», пролитые Конаном на катапульту, прожигали дворец до фундамента. На крыше, вспомнил он, лежат еще несколько сосудов со «слезами»; если до них доберется пламя, дворцу конец. А оно доберется. Потому что никто не пытается унести их вниз, подальше от дворца. Вся обслуга катапульт гоняется по крыше за Конаном.
Ивовая корзина раскачивалась локтях в сорока над крышей, невдалеке от ярящегося огненного столба. Солдаты во дворе вращали неповоротливый барабан, выбирали канат. Если они успеют заново наполнить шар горячим воздухом, прежде чем пламя охватит весь дворец, сотник улетит. Так он решил. Он сделал все, что мог, и теперь должен лететь в Шетру за подкреплением. А уцелевшим солдатам он прикажет держаться до его возвращения.
Шар снижался. Еще несколько локтей, и корзина окунется в огненный ад.
А чуть в стороне Конан отбивался от десяти умелых и неустрашимых воинов. Его теснили к краю крыши. Скоро виновник всех злоключений агадейского сотника расшибется в лепешку о мостовую внутреннего двора.
Почему-то Бен-Саифа эта мысль почти не радовала.
Над головой раздался протяжный вздох. Сотник запрокинул лицо и обмер, потрясенный до глубины души.
«Я сошел с ума!»
Шар пульсировал. Его гладкие бока втягивались, точно щеки толстяка. В отверстие с шумом затекал раскаленный воздух.
Внезапно мешок пошел вверх. Солдаты на внутреннем дворе закричали, когда рукояти барабана вырвались и громадный дощатый цилиндр закрутился в обратную сторону. Сотник вновь задрал голову. Отверстие в подбрюшье шара затянулось само по себе, под ним теперь извивался и дергался длинный кожаный ремень, стягиваясь в узел, который своими руками распустил Бен-Саиф.
Шар рванулся вверх. Голубоглазый воин заметил это краем глаза и не рассуждал ни мгновения. Он повернулся кругом и со всех ног бросился бежать от своих противников.
Никто его не преследовал. Если дикарь из далекой суровой страны предпочел плену серые равнины, туда ему и дорога.