Фемистокловны. А если упадет сундук?... Нет, сейчас об этом лучше не думать.
Зачесался нос у Дмухана Дмухановича: комар сел. Больно жалит! Подтянул Дмухан Дмуханович незаметно так левую руку, с часами, согнал комара, почесал нос. Уже пятьдесят восемь минут висит он в качестве упокойника, а никто на него внимания не обращает.
«Зря, зря я здесь-то, – думает. – Надо было на Красной площади. Или перед Белым домом».
Руки затекли. Горлу больновато. Надо было другую конструкцию выдумать.
Вздохнул. Довисел еще пару минут – и стал из веревочки выпутываться. Невнимательный народ.
Идет Дмухан Дмуханович в подъезд, на старушек не глядит.
– До чего невнимательный! – слышит голос Аполлинарии Кузьминичны.
– Нерусь, однем словом, – поясняет Анна Ступановна.
– Битый час провисел, думал, не заметят. Своим знак подавал.
А может, он с ночной смены? – говорит Анна Ступановна.
Тогда пущай поспит, намучилси, – разрешает Аполлинария Кузьминична.
Приходит Дмухан Дмуханович домой, завтракает и действительно ложится спать. Но не спится ему: вот на балкон упали грязные струи – это Владимир Ильич огурцы в ящике поливает. Лодырь из соседнего подъезда опять включил на всю катушку «Гуд бай, Америка, о!». Его сверстники суетятся у мусорных баков, разбрасывая содержимое. Как всегда, одного в бак засунут и крышкой накроют – развлечение такое. Гогочут и матерятся, не стесняясь. У них сленг теперь одинаковый – что у мальчиков, что у девочек.
Встает Дмухан Дмуханович и подходит к окну. Смотрит на свой город, на страну свою и вспоминает рабовладельческий Советский Союз. Все эти годы он его вспоминает. Может, и не его, а юность свою безмятежную...
Подтягивает гирьку на часах: пусть идут.
Содрогнулся и загудел металл балконного ограждения – то оторвался все же и устремился к земле ящик с огурцами. Каждый год что-нибудь – то дефолт, то ящик...
А дефолт по-ихнему – это по-нашему умолчание.
Александр Громов
Громов Александр Витальевич родился в 1967 г. в г. Подольске Московской области. Когда не было еще года, родители переехали на постоянное жительство в г. Куйбышев (Самара). Военную службу проходил в Афганистане. Награжден медалью «За боевые заслуги». Заочно окончил Литературный институт им. Горького (семинар В. Шугаева). В 1996 г. стал лауреатом Всероссийской литературной премии СП России «Русская повесть».
Автор трех книг: «Легкое терпкое вино» (1997), «Слава Богу за все» (2000), «О Любви» (2003). Публиковался в журналах «Москва», «Русская провинция», «Русское эхо», «Всерусскій соборъ».
В настоящее время – председатель Самарской областной писательской организации России.
В. Л. (рассказ)
1
Девушка позвонила в пятницу. Виктор Михнеев как раз намазал на хлеб масло и собирался пить кофе.
Запахивая полы халата, он прошлепал в комнату, снял телефонную трубку и недовольно произнес:
– Слушаю.
– Можно переговорить с Виктором Львовичем Михнеевым? Голос у девушки показался напряженным, и Михнеев еще недовольнее буркнул:
– Я слушаю.
Девушка заторопилась:
– Извините за беспокойство. Я хотела показать вам стихи. Мне посоветовали именно вам...
– Ми-илая де-евушка, – протянул Михнеев, – при Союзе писателей существует литературная студия, там есть замечательный поэт Дмитрий Шадрин, очень милый и добрый, обратитесь к нему.
Девушка помолчала и грустно вздохнула:
– А мне советовали показать именно вам.
«Вот ведь», – подумал Михнеев, вспомнил про стынущий кофе и согласился:
– Хорошо. Приходите в Союз в понедельник после двенадцати, спросите меня. В трубке после быстрого «спасибо» раздались короткие гудки.
Михнеев только направился на кухню, как телефон зазвонил снова. День начинался отвратительно. Но, видимо, не у всех: на том конце провода царило беспробудное веселье.
– Хорош спать! – бодро поприветствовала трубка.
– Я не сплю.
– Молодец! – поддержала трубка.
– Я ем.
– Хорош жрать! Время делать бабки!
Михнеев молчал, с некоторых пор подобная легкость бытия раздражала его. Трубка пояснила:
– Старик, надо срочно к завтрему стихи на свадьбу. Сваргань, а я вечерком заскочу и бобы привезу... Ну, ты че, жуешь, что ли, там все? Хочешь, вместе на свадьбу завалимся, сам прочитаешь?
Михнеев поморщился и спросил:
– Сколько?
– Чего сколько? А, ну как всегда, наверно, по червончику. – Да нет, строчек сколько?
– Чего? – опять переспросила трубка и обиделась: – Чего ты херню всякую спрашиваешь, сделай, как всегда, и все. Ты же у нас надежда русской литературы, в конце концов.
– Как звать-то?
– Кого?
– Кого-кого... молодоженов.
– А, этих... Он точно Коля, а она, кажись, Наташа. Три рубля – и наша! Во! Я тоже стихами могу.
– Чем они занимаются?
– Кто?
– Мо-ло-до-же-ны.
– А-а... Да хрен их знает. Слушай, какая тебе разница, ты поздравление напиши, а не статью про производство. Хоп? Давай дожевывай, а я заскочу вечерочком.
Михнеев вернулся к остывшему кофе и машинально подумал: «Эх, товарищ милый Коля, тяжела в семействе доля, три рубля цена Наташе, нету девки в мире краше, – и чертыхнулся: – Вот привяжется же такая гадость».
2
Девушка появилась в Союзе писателей в половине первого и, заглянув в комнату, где вокруг большого стола сидели пятеро еще не утративших доперестроечной важности и достоинства пастырей слова, робко произнесла:
– Извините...
Пять голов медленно обратились в сторону юного создания.
Девушка кашлянула:
– А как мне найти Михнеева?
Четыре головы также неторопливо вернулись к газетам, а та, что была ближе к двери, секунд через пять снизошла:
– Он сейчас подойдет. Подождите.
Девушка, не решившись войти в комнату, осталась стоять в коридоре, и за те десять минут, что ждала Михнеева, не услышала из комнаты ни звука, словно это было хранилище слов, где каждое оберегалось с религиозной преданностью: непосвященным здесь становилось неуютно и страшно, как на заброшенном капище.
Михнеев появился в сером, удачно подобранном по крепкой фигуре, плаще и с совсем не вяжущейся с респектабельным обликом дерматиновой сумкой через плечо, какие обычно носили раньше молодые
