8.00. Я проснулся от сырости. Над губой рассеивался туман.
Костер потух. Владик и Руслан были уже на губе. Владик, стоя по грудь в воде, вынимал рыбу из сети и передавал ее Руслану. Тот вы брасывал ее подальше на берег. Я стал складывать рыбу в мешок.
Набралось около половины мешка. Там было пять больших муксунов, три поменьше и десяток щ?куров и пыжьянов. Сидя у костра, Владик распластал ножом двух муксунов, и мы съели их сырыми, макая в соль. Напились чаю и прилегли немного отдохнуть.
Погода на губе отличается от погоды в тундре. Здесь постоянно дует ветер, без малицы ходить невозможно.
13.00. Проверили сеть. Набралось еще полмешка рыбы. Снова наварили ухи. Владик говорит, что без резиновой лодки сеть нельзя поставить дальше, а жаль. Там на глубине можно поймать и нельму и осетра.
15.00. Пошли все вместе прогуляться вдоль губы. Чего только не выносит вода на берег. Тут и цельные бревна, и доски, и какие-то обломки, и спасательный круг с полустертой надписью, и всякое другое. Углубились в тундру, поели ягод. Опять спустились к губе, собрали дрова.
16.00. Мы захватили с собой мыло. Решили искупаться. Выбрали небольшой затон, в который во время шторма набралась вода, разде лись, нырнули и тут же выскочили. Вода в затоне была стоячей, но ее температура мало отличалась от температуры воды в губе. Коекак помывшись, мы развели костер и вскипятили чай.
Владик рассказал, что в 1970-е гг. в районе мыса Трехбугорного произвели ядерный взрыв малой мощности, и там до сих пор мест ность заражена. Олени, пасущиеся вблизи мыса, погибают от белокровия. Пастухи не раз сигнализировали начальству, но никаких мер не предпринималось. Говорят, что брали образцы мяса погибших оленей и посылали на экспертизу в Тюмень, но ответа тоже не дождались.
20.00. Проверили сеть. Еще полмешка рыбы. Поели немного сырой рыбы и сварили уху. После этого снова развели большой костер и уснули.
22 августа, понедельник.
На рассвете, около 5 утра я проснулся, чтобы подбросить дров в костер. Сразу уснуть не смог, сел и закурил. Солнце вставало сквозь густой туман. Вдруг из тумана, как в сказке, вынырнули олени и за ними нарта. Это оказался Николай Сусой. Через минуту из тумана выехала упряжка Някули Салиндера. Я разбудил Владика и Руслана.
Мы накормили гостей рыбой и напоили чаем. Владик проверил сеть. Снова набралось полмешка рыбы. Гости забрали у нас два полных мешка рыбы и уехали на стойбище. Мы остались, но решили долго не задерживаться и к вечеру вернуться домой. А пока, снова улеглись спать.
10.00. Проснулись от мелкого накрапывающего дождя. Он вскоре прошел, но небо все равно затянуто тучами. Погода портится. На пились чаю и проверили сеть. Рыбы мало, на губе волнение. К тому же прилетели чайки-халеи и утащили из сетки несколько рыбешек. Владик расчехлил дробовик и подстрелил одного халея. Его тушку он подвесил на длинную палку, которую воткнул возле сетки. Больше чайки близко к сети не подлетали.
15.00. Сняли сеть. Вместе с утренним уловом набралась половина мешка. После чая мы тронулись в обратный путь. Мешок привязали к палке и несли его, ухватившись за концы, периодически сменяя друг друга. Уставшие, два дня без полноценной пищи, шли медленно, часто отдыхали, собирали ягоды.
18.30. На стойбище нас уже заждались и были рады нашему возвращению. Нас напоили чаем. Жена Владика и его сестры принялись чистить рыбу, а его мать подвесила над огнем котел с водой.
20.00. Пока в котле доваривалась рыба, женщины распластали несколько рыбин и нарезали их кусками. Каждый взял себе по куску и ел также как и мясо, зажав зубами и отрезая маленькие кусочки ножом возле самого носа. Ненцы в тундре едят сырое мясо и рыбу, макая их в соль, кетчуп, майонез, а чаще в горчицу. Горчицу они дела ют сами из покупного горчичного порошка. Разводят они его в такой пропорции, что у человека не привыкшего к такой горчице даже небольшое количество резко вышибает слезы из глаз.
Рыба сварилась, и мать Владика выложила ее из котла на специальную дощечку. Бульон она разлила каждому в чайную чашку.
22.00. Женщины разобрали постели, обитатели чума угомонились и легли спать. От усталости заснул очень быстро.
23 августа, вторник.
8.00. С самого утра разговоры о каслании. Дольше здесь стоять нельзя. Олени разбегаются далеко в поисках корма.
10.00. После отлова оленей начались сборы. Женщины вынесли вещи из чума, собрали его и уложили на нарты. Каждая нарта в ненецком хозяйстве имеет свое назначение. Есть нарта для продуктов, для вещей, для шестов чума, женская нарта. Священная нарта на стойбище всегда стоит в отдалении от других и в аргише ставится последней.
13.00. Перекочевали восточнее километров на 10. Снова поставили чумы. После чая прошелся по окрестностям. Вдалеке на бурозеленом фоне тундры виднелось какое-то темно-зеленое пятно. Подойдя ближе, я разглядел, что это заросли какого-то высокого кустарника. Посреди тундры он казался лесом.
17.00. На вечернем загоне снова пытаюсь арканить оленей. Получается все лучше и лучше. Заметил, что олень животное очень хитрое. Он не любит, когда его запрягают в нарту, поэтому делает все, чтобы увернуться от аркана. Когда ты бросаешь аркан он, то резко остановится, то внезапно рванется с места, и аркан пролетает мимо. Когда же он устает, он прячется — забегает в самую гущу стада и опускает голову.
24 августа, среда.
8.00. Проснулся от звука вертолета. Подумал, уж не сюда ли он летит. Однако звук стал постепенно удаляться и, вскоре, совсем исчез.
Основная работа сделана, и пора бы выбираться в поселок. Владик сказал, что сегодня будем выходить по рации на связь с совхозом, узнаем, когда будет вертолет.
10.00. Арканим оленей. Копытка пошла на убыль. Поймали всего одного хромого оленя.
12.00. Долго уговаривал Николая Сусоя рассказать свою родословную. Наконец он согласился. Мы напились чаю в чуме у Ивана Салиндера и, я записал все, что нужно. Когда я спросил Николая, в каком родстве он находится с Някучи Сусоем, живущем в Анти паюте, он сказал, что в очень дальнем и поведал мне легенду о том, как род Сусой разделился. В ней говорилось следующее: “Жил один Сусой. У него было две жены. Первая — одевала своих детей в красивую п?струю одежду, как у куликов в брачный период. Дети же от второй жены ходили в простой серой одежде, похожие на гусей. От этих детей пошли две ветви Сусоев: Чули — “Кулики” и Япто — “Гуси”.” — Я Япто, а Някучи Чули, — закончил свой рассказ Николай.
16.00. Николай достал из ящика старенькую радиостанцию “Гроза”, а Владик и Иван установили антенну. Николай закрутил ручку динамо машины, и в передатчике что-то зашипело, зашуршало, послышалась морзянка. Стали слышны голоса из других бригад. Все спрашивали совхозного радиста, когда прилетит борт. Дошла очередь и до нашей бригады. Радист ответил то же, что и другим, что борт летает, но когда долетит до них не известно. Коля сказал, что в бригаде находится этнограф, которому необходимо выбраться в поселок. Радист сказал, что доложит об этом начальству.
Сеанс связи закончился, и появилось ощущение, что оборвалась связь с внешним миром, причем навсегда. Судя по лицам оби тателей стойбища, такое ощущение было не у меня одного.
18.00. Взял свои тетради и ушел в тундру, за ближайшую сопку, чтобы спокойно привести в порядок свои записи.
25. августа, четверг.
12.00. Когда закончили ловить оленей и сели пить чай, услы шали звук вертолета. Все повыскакивали из чумов и стали всматриваться в горизонт. Но вертолет снова пролетел мимо.
Все, не спеша, занимаются привычными делами. Отец Владика за чумом строит нарту. Мать шьет мужу
