вознаграждение «папаши» не скупились, и Константин охотно брался за новые «семейные дрязги».
Здесь же, на загородной вилле Грызунова, профессиональное чутье подсказывало ему, что убийство мальчика выходит за рамки мафиозной вендетты. Это подтвердил сам бизнесмен, отвечая на первые вопросы следователя:
– Мне никто не угрожал. Никто меня не шантажировал. Никому я не должен. И на своих должников особо не нажимаю. Я, знаете ли, достиг в бизнесе того уровня, когда уже не пользуются дурными методами. И некому было так жестоко мстить мне.
Это походило на правду. Безымянный наниматель, помешавший Еремину насладиться бутербродом с ветчиной и песней Адамо, достаточно информирован на этот счет. Грызунов слыл покладистым человеком, никому не перебегал дорогу и в «семейных баталиях» не участвовал. Правда, у таких крупных дельцов всегда имеются враги и завистники. Но каковы должны быть ненависть и зависть, чтобы удушить пятилетнего малыша? Конечно, всякое бывает…
И все-таки Еремин отодвинул эту версию на задний план…
Как только Грызунов покинул гостиную, где он давал показания, Константин обратился к своему помощнику:
– Скверная история, Елизарыч. Он боится милиции как огня, а нас, видать, держит за недоумков.
– Обычное дело, Костя, – усмехнулся тот.
Иван Елизарович, щупленький старичок с добрыми глазами, обожавший носить косоворотки и для проформы опираться на палочку, разменял седьмой десяток. Он был старейшим экспертом МУРа, с ним Еремин когда-то начинал карьеру. Выйдя на заслуженный отдых, не пристрастился ни к рыбалке, ни к домино. Хобби всей его жизни была и осталась экспертиза. К нему часто обращались за консультациями молодые преемники. Помогал чем мог.
В отличие от органов Еремин хорошо платил старику, и Елизарыч являлся по первому зову.
– Меня особенно интересует кухня, – заявил Константин. – Не осталось ли там объедков какого-нибудь пиршества?
– Думаешь, у отца были гости?
– Не исключаю.
В первую очередь он допросил кухарку.
– Во сколько вы вчера ушли?
– Без пятнадцати восемь. Я всегда ухожу в одно и то же время, чтобы не опоздать на электричку.
– Кто остался дома?
– Оля-гувернантка, два охранника и, разумеется, мальчик.
– Что вы приготовили на ужин?
– Это так важно?
Ей было под шестьдесят. На желтоватом лице – ни тени доброжелательства. Поджатые губы и колючий взгляд говорили о крутом нраве кухарки.
«Что-то Грызунов в своем рассказе напутал насчет зареванного лица. Эта дама напрочь лишена сантиментов, – подумал следователь. – Теперь понятно, почему маленький Саша побаивался заглядывать на кухню. Такая вполне могла бы удавить!»
– Я им нажарила пирожков целую кучу. С мясом, с капустой, с рыбой. К тому же с обеда оставались куриные котлеты. Так что с голода никто бы не помер! – произнесла она почему-то тоном обвинителя.
– Утром вы ничего странного не заметили?
– Что это значит?
– Ну-у… какого-нибудь беспорядка на кухне?
– От них всегда беспорядок! – махнула она рукой. – Вот то, что не оставили ни одного пирожка, все подчистили, – это странно. Я надеялась прийти утром, подогреть. Пришлось делать яичницу с беконом.
– Не значит ли это, что в гостях у хозяина кто-то был?
– Почем я знаю? Если вы судите по съеденным пирожкам и котлетам, то это не показатель! Отец с сыном такие обжоры! Я уже давно ничему не удивляюсь! Вот Наденька – другое дело! Та совсем ничего не ест. Держит форму.
– Это кто?
– Жена Сергея Анатольевича, балерина. Отплясывает сейчас в Австрии и ничегошеньки не знает! – В голосе кухарки послышалось злорадство. – Сами виноваты! Зачем рожать, если времени на ребенка нет? Она после спектаклей возвращается поздно. Он в своей фирме вечно допоздна. Сначала с мальчиком нянька возилась. Теперь вот вздумали его языку обучать. Старуху рассчитали, наняли гувернантку. Эта с ним с утра до вечера по-французски шпарила. А что толку? Ребенку материнская ласка нужна. Так им разве это втолкуешь?
– Вы пробовали?
– Что я, ненормальная? Они люди образованные. Станут они меня слушать? Тем более у Сергея Анатольевича за плечами кой-какой опыт. Чай, не первая жена и ребенок не первый. Мог бы сказать своей балерине: «Хватит, милая, оттанцевалась! Денег у нас куры не клюют. Посиди-ка дома с малышом». Может быть, ничего бы тогда и не случилось?..
Еремин перебил ее разглагольствования, вернувшись к интересующему его вопросу.
– Какие гости? Ничего не знаю! Спросите его самого! Или охранников, если не верите хозяину! После гостей здесь знаете что бывает?..
Он вздохнул с облегчением, когда она вышла из гостиной. В открытую дверь прокрался большой сибирский кот редкого голубого окраса. Он замер посреди комнаты, увидев незнакомца. Потом осторожно приблизился и обнюхал брюки сыщика. Видно, удовлетворившись исследованием, запрыгнул к Еремину на колени.
– Жаль, что ты не умеешь говорить, приятель, – почесал его за ухом Константин.
– Тоже мне нашел свидетеля, – промурлыкал неслышно вошедший Иван Елизарович. Он поставил саквояж со своей лабораторией на полированный стол и забарабанил по столу подагрическими пальцами.
– Есть новости?
– Кое-что, – проскрипел пенсионер. – Я смерил малышу температуру. Убийство произошло в районе шести часов утра. Так что причастность кухарки и гувернантки можно смело отметать. У них алиби. В доме находились только два охранника и папаша.
– Возможно, не только они.
– Я помню о твоем предположении. На кухне ничего интересного нет. В спальне мальчика много отпечатков. В основном женские.
– Надо снять все.
– Уже. Что еще прикажете, комиссар? – с улыбкой спросил помощник.
– Ты не очень устал, Престарелый Родитель?
Эта кличка давно закрепилась за экспертом. Какой-то страстный почитатель Диккенса так однажды назвал его в шутку, и пошло-поехало.
– Отдохни немного, а потом пошуруешь в супружеской спальне.
– Шерше ля фам?
– Пуркуа па? – отпарировал такой же расхожей французской фразой Еремин.
Гувернантка по имени Оля оказалась более ранимой, чем кухарка. Она без конца утирала слезы и сморкалась в платок. Ей было под тридцать, а производила она впечатление кроткой девственницы. У Константина мелькнула мысль, что впечатление, наверно, обманчиво, потому что женщина недурна собой. В его вкусе. Худенькая, но с большой грудью. Пышные рыжие волосы волной ложатся на плечи. Лицо с тонкими чертами, как на рисунке в девичьем альбоме, брови дугой, круглые зеленые глаза, по-кукольному загнутые ресницы и, конечно, веснушки.
«Не может быть, чтобы на такую никто до сих пор не позарился!» – заключил свой осмотр опытный детектив.
– В котором часу вы вчера покинули дом?
– В десять вечера.
– Это рано или поздно?
