Валентина. Данила прислушался.
– Как у кошки с собакой, у собаки с росомахой, так бы и у раба Виктора…
Мальчик почувствовал, как его шею и лопатки что-то стягивает, сердце замерло и тут же застучало быстрее.
– … не было согласия ни днем ни ночью, ни утром, ни в полдень, ни в пабедок. Слово мое крепко.
Даниле стало страшно. Он не шевелился, боясь привлечь внимание ставшей неузнаваемой женщины, продолжавшей бормотать непонятные, а оттого еще более жуткие стихи.
«Она сошла с ума!» – возникла паническая мысль. Ведь нормальный человек не может так себя вести в час ночи на коммунальной кухне.
– …пойду в леса нехоженые, болота зыбучие…
«Она колдунья!» – острая догадка пронзила маленького мальчика. Он читал много сказок, и в книжках ведьмы всегда говорили похожие слова. Но ведь это в сказках, не взаправду. Этого не может быть! Но что же сейчас происходит? Руки Данилы покрылись противным липким потом.
В этот момент женщина повернула голову к дверям, и он с ужасом понял – это никакая не Валентина! Растрепанные волосы, блестящие безумием глаза, скрюченные пальцы, сыплющие какой-то порошок в еду… Это была самая настоящая ведьма!
Данила сделал осторожный шаг назад, и прогнившая половица предательски заскрипела под ногой.
– Кто здесь? – прошептала ведьма, и волосы на голове мальчика встали дыбом. Он бросился бежать к своей комнате и одеревеневшими пальцами вцепился в медную ручку.
Сзади распахнулась кухонная дверь, но Данила уже ввалился в спасительное тепло своей комнаты. Дрожащие от страха пальцы дважды провернули в замке длинный металлический ключ.
Сердце колотилось, как сумасшедшее, ноги стали ватными, и, обессиленный, он опустился на прохладный паркет. «Умеют ли колдуньи проходить сквозь стены?»
За дверью послышался едва различимый шорох, и ручка медленно поползла вниз. «Мама!» – хотел крикнуть Данила, но рот лишь открылся в немом крике. Ноги не слушались, и он пополз по полу, судорожно цепляясь за шкаф, ножки старого кресла, за колесики дивана…
Забравшись под одеяло, он прижался к горячему телу матери и вцепился в ее руку.
– М-м, м-м… – попытался сказать что-то Данила, но наружу поступало едва слышное мычание. Дыхание матери изменилось, она перевернулась и приоткрыла сонные глаза.
– Даня?
Он заплакал.
– Что случилось? Да ты весь дрожишь. Сон приснился? – Мама озабоченно прижала его к себе. – Т-ш-ш, все, все… Это был сон, все хорошо, котенок…
Она еще долго шептала успокаивающие слова, пока ее сын не уснул, накрывшись с головой одеялом.
Наутро он проснулся с температурой.
– Так, – сказал отец, посмотрев на градусник, – сегодня в школу не пойдешь.
Вопреки обыкновению, это не вызвало радости у Данилы. Он еще не отошел после ночного кошмара. Но вскоре настроение поменялось, и когда он, шлепая разношенными тапочками, пошел на кухню, вовсе улучшилось. При свете дня, когда на улице гудели машины, кричали играющие в снежки во дворе пацаны, и громко работающем телевизоре ночные страхи казались детскими и смешными. Как он мог подумать, что веселая и замечательная тетя Валя – ведьма? Вот она стоит в своем халатике у плиты, греет молоко ребенку. Волосы аккуратно собраны в пучок и перевязаны платком.
Данила прошел на их кухоньку, где мама, как всегда с книгой, сидела у стола. На плите, распространяя необычайно вкусный аромат, жарились сырники.
– Ты чего встал с температурой? – мать оторвалась от чтения. – Иди ляг под одеяло, сейчас я тебе чай с малиной принесу.
Данила поплелся назад и, проходя мимо стоящей к нему спиной дядиной жены, сказал:
– Доброе утро, теть Валь, вы знаете, мне такой сон приснился…
Плечи женщины напряглись, она медленно повернулась к мальчику и тихо спросила:
– Какой сон?
– Мне…
Тут он увидел ее глаза, и язык прилип к гортани. Взгляд у Валентины был острый и недобрый.
«Это был не сон! И она поняла,
Пробормотав нечто неразборчивое, Данила прошмыгнул в свою комнату. Женщина проводила его долгим, внимательным взглядом темных глаз.
Вечером зашел дядя Витя. Взгляд у него был отсутствующий, да и выглядел он измотанным. Вяло махнув рукой племяннику, он опустился на расшатанный стул.
– Опять с Валькой поругался? – спросила мать.
Виктор молча кивнул. Данила, рисовавший за столом цветными карандашами, делал вид, что полностью погружен в свое занятие, однако внимательно слушал, о чем говорят взрослые.
– Не понимаю, что с ней творится, – тихо сказал Виктор. – До свадьбы все хорошо было, да и когда родила – тоже… Радовалась так.
Мать, заложив пальцем книгу, внимательно слушала.
– Ты знаешь, за чем я ее вчера застал?
Данила замер.
– Ну?
– Она мне в карман соль насыпала.
– Зачем? – не поняла Людмила.
– Черт его знает… Я спросил, так она мне такой скандал устроила!
Он помолчал, а затем продолжил:
– А сегодня ночью проснулся – холодно стало, – а она у открытого окна стоит со свечкой и бормочет чего-то.
– Что именно?
Виктор подумал и медленно повторил:
– «Нет словам моим конца, нет венчального кольца»… И про мышей и собак что-то, я не помню точно.
Он поднял покрасневшие глаза на жену своего брата:
– Люд, что с ней?
– По-моему – она ворожит. Или нет, не ворожит… Это вроде приворота, или как там это называется?
– Чего меня привораживать? – удивился Виктор. – Я и так ее больше жизни люблю!
– Значит, она так не думает, – рассудительно сказала Людмила и, вставив в книгу закладку, отложила ее в сторону. – У тебя никого нет?
– В смысле?
Данила почувствовал на себе взгляд матери и принялся еще усердней выводить башню в центре нарисованной им крепости.
– Ну, в этом смысле…
– Ты что, Люда, – Виктор даже замахал руками, – да на хе… да зачем мне это надо?
– Ты знаешь, – медленно сказала мать, словно что-то вспоминая, – у моей матери в деревне соседка была, вроде местной колдуньи, и я кое-что краем уха слышала… То, что ты рассказал, напоминает мне отворот.
– От кого отворот?
– От любовницы.
– Да какая бл… любовница? – начал злиться Виктор, едва сдержав крепкое словцо.
– Пойдем на кухню поговорим, – сказала мать, и взрослые вышли.
Данила, автоматически рисовавший на протяжении разговора, посмотрел на лист. На краю башни стояла маленькая фигурка в развевающихся на ветру темных одеждах. Рисовал он неплохо, и фигурка вышла очень реалистично.
