окна дома Мэльдора были приоткрыты. Звуки соседского веселья звучали дразняще громко.
Молодой человек смотрел сверху, и потому разглядел, как с крыльца соседского дома выпорхнула гибкая девушка в белом бальном платье, а за ней вышел мужчина в черном костюме, который выглядел бы строгим, если бы не был неформально расстегнут. Девушка, мелодично смеясь, спряталась от него в кустах сирени, но спряталась так, чтоб ее нелегко было найти. Мужчина, хоть и хмельной, быстро отыскал беглянку, поймал ее и прямо там, в ароматных зарослях принялся обнимать ее и целовать. Девушка в бальном платье охотно прильнула к нему.
Мэл отвернулся.
– Отец, ответь мне на один вопрос.
– Да? – Мэльдор уже успел сунуть нос в одну из папок, лежащих на диване, но охотно оторвался от чьих-то документов и посмотрел на сына. – Что за вопрос?
– Кто такие ликвидаторы?
– Ликвидатор? – юрист закрыл папку. – Одно из должностных лиц, представитель Закона. Исполнитель. А почему тебя интересует?
– Он один?
– Один. Так было всегда. Я, конечно, как и многие, считаю, что одного ликвидатора на всю систему маловато. Но, насколько я понимаю, здесь в действие приходят некие надчеловеческие механизмы. Грубо говоря, человек может считать, как угодно, но существует закон природы, правило существования, и его надо соблюдать.
– В смысле?
– В том смысле, что ликвидатор пользуется в своей работе какой-то чисто природной силой. Насколько я понимаю, встречаясь с вырожденцем, ликвидатор чувствует его и ощущает необходимость ликвидировать. Ему помогает некая сила. Способность управлять этой силой передается ликвидатору от его предшественника. Как это происходит, и что за сила, знают, наверное, только Блюстители Закона. Так почему же ты спрашиваешь?
– Я тебе объясню. Но сначала ответь еще – как он действует?
– Я слабо себе представляю работу ликвидатора. Знаю только, что он – лицо необходимое для мира, где обитают бессмертные. Что такое вырожденцы, я знаю не понаслышке. Пару раз сталкивался. Очень печальное зрелище, очень опасное явление. Так... – он не стал договаривать, мол, я уже спрашивал, так как насчет ответа? Только вопросительно и неотрывно смотрел. Он становился все напряженнее.
Мэлокайн долго молчал, глядя на парочку в кустах сирени. Судя по смеху и воркованию, оба были довольно сильно пьяны, но не настолько, чтоб начать нарушать общественный покой неприличным поведением. Почему-то на их веселье было очень грустно смотреть. «Может, я завидую?» – подумал Белокурая Бестия.
– Видишь ли, – сказал он медленно. – Тут недавно ко мне подошел один человек... Он прикоснулся к моей руке и сказал, что теперь я – ликвидатор. И еще попросил прощения. Я сперва не понял, о чем речь...
Мэльдор уронил папку на ковер. Он встал с дивана, но не сделал ни шага к окну, возле которого стоял сын. Лицо и даже руки его резко побледнели, да так, что это стало видно даже со стороны, хоть Мортимер от природы был бледнокож. Отец долго молчал, глядя на сына, словно не мог придумать, что ему сказать, а сын молчал потому, что чувствовал – на самом деле произошло нечто весьма серьезное, гораздо более серьезное, чем он может понять сейчас.
Юрист опустил глаза на пол и нагнулся поднять папку. Потом подошел к Мэлу.
– Он сказал тебе еще что-нибудь?
– Я затащил его в ресторанчик, и там, за обедом, он кое-что мне рассказал. Но я понял не все.
– Что он тебе рассказал?
– Что душа не... – он замолчал. В голову вдруг пришла мысль, что отцу, возможно, и не стоит знать об этом. Роало ничего не говорил о том, что никому нельзя рассказывать, но у Мэла было смутное ощущение – тайну надо хранить. – Он сказал, что ликвидатор что-то делает с вырожденцами. Он говорил, что ликвидатор никого не убивает, просто с пеной у рта доказывал. Он называл это как-то иначе. А еще говорил, что не выбирал меня, что это получилось само.
– Думаю, он был прав, – помедлив, сказал Мэльдор. – Насколько я себе это представляю, таинственная сила, управляющая действиями ликвидатора, сама выбирает преемника, – он опустил голову. – Думаю, тебе не надо винить его. Винить тут приходится только обстоятельства.
Мэл обернулся. Отец встретился взглядом с сыном. В глазах отца было страдание и страх.
– Все настолько плохо? – спросил Мэлокайн спокойно, почти невозмутимо. Он прекрасно держал себя в руках.
– Я не понимаю только одного – какой злой рок преследует тебя? С самого рождения одни только неприятности, самые серьезные испытания. Быть ликвидатором – это, насколько я понимаю, тяжелая и грязная работа, никакого почета и никакой благодарности... Если, конечно, не считать весьма щедрое денежное вознаграждение, выплачиваемое Блюстителями Закона. Но, согласись, это малое возмещение за неблагодарный страшный труд и постоянную опасность.
– Опасность?
– Думаю, ты знаешь, что такое кровная месть.
– Да, разумеется.
– Даже закон не всегда способен ее пресечь. Да и наказание, как правило, следует запоздало. Клановые – особенно опасные враги. А ведь среди вырожденцев бывает немало клановых. Понимаешь?
Они смотрели друг другу в глаза.
– Что мне теперь делать? – спросил сын.
– Я не знаю, – честно сознался отец.
– Я имею в виду конкретную цель. Что должен делать новый ликвидатор? Идти куда-то? Где-то регистрироваться?
– Да, разумеется. Надо пойти в метрополию Блюстителей Закона, зарегистрироваться в качестве ликвидатора и получить списки на ликвидацию... О чем ты говоришь? Ты что же, собираешься заявить о себе? Обречь себя на такую участь? О чем ты говоришь, Мэл? Как можно?..
– А как можно поступить иначе? Ты же понимаешь, что раз всем управляет некая сила, а не воля людей, меня участь ликвидатора все равно не минует. Да и потом... Что требует закон?
– Закон требует, чтоб ты явился к Блюстителям. Но...
– Ты юрист, отец. Ты должен требовать соблюдения закона.
Мэльдор закрыл лицо руками. Он тяжело дышал. От его невозмутимости не осталось и следа.
– Да. Я юрист. Но я еще и отец.
– Не надо меня заранее хоронить. Мы еще посмотрим, кто кого.
– Мэл, за тобой полЦентра будет гоняться!
– Что, мне придется полЦентра ликвидировать?
– Мэл, это немыслимо. Ты не можешь сам положить на себя эту печать. Ведь это, считай, на всю жизнь.
– Но должен же кто-то быть ликвидатором!
– Но почему ты?
– Чем я хуже любого другого?
Мэльдор вдруг обнял сына и прижал его к себе, как ребенка. Сын, выше отца на голову, а то и больше, замер в неловкой позе, и на лице его появилось растерянное выражение. Он не привык к выражению нежности в отношении себя, а об отцовской ласке и вовсе давно забыл. Но эти крепкие объятия потрясли его больше, чем что-либо на свете. В них чувствовалась неподдельная любовь, и Мэлу самому захотелось прижаться к отцу. Но это было глупо. Он уже взрослый парень, большая часть его жизни прошла далеко отсюда, не на глазах отца. Двое взрослых мужиков, обнимающихся в окне, вызывают мысль о крайней степени опьянения.
Мэлокайн и сам не признавался себе в том, что просто не умеет демонстрировать любовь.
– Мэл, ты понимаешь, что тебя ждет? – Мэльдор отпустил сына, поднял голову, и Белокурая Бестия увидел слезы у него на глазах. – Ты будет возиться с вырожденцами, пока останутся силы, а потом, когда
