Очень сложное. Теперь у доброй трети знатных англичан (да и среди французов наберется достаточно завистников) есть причины недолюбливать рыцаря-выскочку или даже ненавидеть его, как, к примеру, у родственников настоящего графа Герефорда. Того самого, что сидит в Англии «на хозяйстве» и знать не знает, что его графство уже не его. И если король внезапно отвернется от Уэбо, не один только Йорк с удовольствием откусит ему голову. Найдутся еще желающие.
А значит, надо сделать так, чтоб сам Ричард поскорее засобирался в Иерусалим. Это он сделает только после взятия Акры. Значит, надо помочь ему захватить город, хоть он об этом и не просит.
Дик задумался. Не так проста эта задача, как кажется на первый взгляд. Магия — как приправа к блюду, она не может решить всех проблем осаждающих. Да что там говорить, в руках молодого рыцаря-мага сосредоточена довольно скромная сила, если учесть, что все это волшебство не должно быть заметно.
Но отказываться от своей идеи Герефорд не собирался. Если есть задумка, непременно найдутся пути ее осуществления.
Глава 14
Король выздоравливал медленно, и, в очередной раз, пытаясь врачевать Ричарда, Дик изумлялся, насколько тяжело идет дело. Однажды, посмотрев на государя своим особенным, магическим взглядом, рыцарь-маг был изумлен до глубины души. Его чародейское зрение пронизало кожу и плоть, и Дик увидел, как по телу отца, пульсируя, струится кровь... Она мерцала. Едва-едва, но мерцание было заметно отчетливо. На какой-то миг Уэбо подумал, что в крови короля — мелкая серебряная пыль, а потом понял, что это ерунда. Абсурд. Такого попросту не может быть. Об увиденном он не рассказал ни Трагерну, ни Серпиане, но на второй день в их присутствии не выдержал и выразил свое удивление по поводу медленного выздоровления короля.
— А чего тут странного? — лениво проговорил молодой друид. — Он же обладатель каких-то там магических возможностей, так?
— Да. Раньше был. Ну то есть...
— Я помню эту историю. Неважно, был или есть. След магии в теле остается навсегда. Если б, к примеру, нам с Аной пришлось лечить тебя, это бы тоже пошло тяжело. Даже тяжелее, чем с королем. Так что не давай себя ранить, ладно? Ни к чему нам лишняя головная боль.
— Но в прошлый раз, на Кипре, все получилось по-другому!
— Так то на Кипре. Хоть и в Лефкосии, все равно близко от Лимассола. Не через морской пролив. Источник — это источник, тебе любой маг скажет.
Дик взъерошил отросшие волосы.
— Так что же мне делать? — спросил он.
— А ничего. Терпи и жди.
— Боюсь, у нас нет времени.
— Что еще случилось?
Герефорд посмотрел на томно раскинувшегося Трагерна, которого дневная жара донимала особенно сильно — без своих лесов, в каменистой пыльной пустыне он чувствовал себя очень неуютно. Посмотрел на Серпиану, осунувшуюся, зато загорелую, с удовольствием греющуюся на солнце, умиротворенную его опаляющим жаром, — и не стал ничего говорить о Далхане. Ему не хотелось лишний раз тревожить их.
— Нам же надо поскорее добраться до Иерусалима, я верно понимаю? До какой-то пещеры, а где она находится, вроде бы знает наш глубокоуважаемый Трагерн.
— Вовсе нет, — живо отозвался Трагерн. — Честно говоря, понятия не имею.
— Так как же мы будем искать печать?
— Учитель мне подскажет. Он же обещал. К тому моменту, как двинемся, я уже буду знать.
Дик задумался.
Английский король и в самом деле выздоравливал медленнее, чем ожидали его солдаты. Поскольку он лежал в палатке и не мог вести отряды в бой, англичане ограничивались лишь самыми необходимыми схватками — иногда довольно вяло штурмовали осажденный город и аккуратно отбивали все попытки сарацин Саладина атаковать их. Граф Кентский, который временно заменял короля, приказал возвести хоть какие-то укрепления, за которыми можно было бы укрыться во время нападения конницы султана, пытавшейся отогнать франков от стен и валов Акры. Если одни и те же действия противника повторяются день за днем, раз за разом, то можно предположить, что и дальше он будет поступать так же. А значит, надо предпринять все усилия, чтоб в очередной раз он споткнулся на проторенном пути.
— Эти сарацины как мухи, — говорили разозленные солдаты, принужденные таскать камни, бревна и землю для насыпи. — Ты их стряхиваешь, а они все равно лезут.
Правда, когда в очередной раз конники Саладина, налетев на сляпанный на скорую руку вал, рассыпались и под градом стрел, дротиков, камней и насмешек вскоре убрались восвояси, отношение к приказу Кента немного изменилось. Правда, защитить укреплениями, пусть даже такими жалкими, все предполагаемое поле битвы было невозможно, но навалить колючих веток, вырыть несколько дополнительных рвов, где неосторожная лошадь вполне могла переломать ноги... Все равно солдату надо чем-то заниматься, если он не ведет бой — так считали сеньоры. И, пожалуй, справедливо считали. Англичане и французы работали из последних сил, зато драк и краж в лагере было на удивление мало.
Вскоре после того, как Филипп Август, как и Ричард, был ранен, у знати обоих королевств закончилась свежая провизия. Отправить рыцарей пошарить по окрестным селениям было невозможно — на пути стояла армия Саладина, корабль с Кипра ждали лишь через несколько дней, и сеньоры с изумлением обнаружили, что остались без своих любимых лакомств. И, поскольку им не пришло в голову есть солонину, как делали их солдаты, или довольствоваться бобами, они собрали срочный совет, на какое-то время забыв все свои распри и ссоры, Слишком серьезна была проблема.
Обсудив сложившуюся ситуацию, графы и герцоги пришли к выводу, что раз отряды султана не позволяют им раздобыть все необходимое, они и должны снабдить нуждающегося противника свежатиной. Но как это сделать? У одного из английских сеньоров, самого сообразительного, возникла идея. Его и отправили ее осуществлять.
Посланник, прибыв в стан Саладина (где, в силу своего высокого титула, был принят очень любезно), сообщил, что у франкских королей есть обычай обмениваться подарками, даже и во время войны, так что его величество король Английский очень хочет преподнести султану дары. Но сперва он хочет точно знать, будут ли они приняты и как вообще положено делать подарки в кругу знатных мусульман.
Малек Адель (султан вновь предоставил сыну решать все вопросы с посланником) немедленно ответил, что подарки — дело хорошее, что они, конечно же, будут приняты и в ответ султан непременно подарит королю что-нибудь, как это и положено.
Тогда англичанин заявил, придав лицу озабоченное выражение, что король Ричард, прозванный Львиным Сердцем, привез с собой соколов и других хищных птиц, которые, к сожалению, пострадали от переезда. Они погибают от крайнего истощения, разливался вельможа, и теперь необходимо много кур и цыплят, чтоб кормить их, чтоб несчастные птички пришли в себя. Когда ж они станут, как прежде, сильны и красивы, король немедленно подарит их султану.
Сын Саладина поморщился.
— Скажите лучше, что, коль скоро ваш повелитель болен, именно он и нуждается в курах и цыплятах, — возразил Малек Адель. — Так бы и сказали прямо. Впрочем, за провизией дело не станет. Англичанин получит ее от нас сколько угодно, как и принято у благородных людей. Поговорим о другом.
— Чего же вы хотите? — спросил ошеломленный посланник, смутившийся, что его так легко раскусили, но довольный результатом.
— Ничего, — ответил сын султана. — Вы пришли сюда, вам и говорить, чего вы желаете.
Растерянный посланник не знал, что еще сказать, и потому прибег к своей обычной светской защите — болтовне ни о чем. Он говорил о том, что король Английский очень уважает султана, что он не сомневается, что султан — благородный правитель, прекрасный военачальник, что он восхищается его конницей, его пехотой и его успехами, что непременно хочет встретиться с ним и побеседовать... Словом, он умудрился заткать воздух красивыми словесами и не сказать ничего по сути дела. Да ему и нечего было сказать, ведь король его на переговоры и не посылал.
Правда, Ричард простил ему самоуправство, когда английский граф, почуяв, чем это пахнет, в красках расписал государю, что говорил он и что отвечал ему сын султана. Кроме того, Плантагенету подали к столу
