гоняет на флайере.
– Правильно. У Мары, между прочим, есть дракон. Она на нем может проводить разведку и рекогносцировку местности.
– Пусть отдаст своего дракона кому-нибудь из моих офицеров. Больше толка будет.
– Щас!
– Марочка, это ведь может стать опасно, – робко произнесла Моргана. Но тут же бледно улыбнулась и качнула головой. – Впрочем, тебе, кажется, не привыкать.
– Ну да. Так что, Рэондо, либо берешь меня с драконом в свою армию, либо я буду веселиться на свой страх и риск. А я так здорово умею это делать!..
– Прокатишь меня? – поинтересовалась Монтале, привставая.
– Обязательно.
– Ладно-ладно, – смеясь, ответил молодой правитель. – Я готов взять на баланс и дракона, и тебя, Мара, и тебя, Монтале. И, конечно, тебя, Эмита. Правда, у меня вряд ли найдется работа для ликвидатора.
– Откуда ты знаешь? Может, половина армии твоих противников – вырожденцы!
– Верю-верю! Выступаем вместе.
– Ну, тогда и я пойду, – проворчала Дайана. – Что я, рыжая?
– Ну, знаешь…
– Принц я или не принц?
– Скорее уж принцесса…
– Не трави душу.
– Слушай, ты же в положении. Какая может быть война? Нет, тут я займу непримиримую позицию. Здесь, в Саувире (а точнее в небольшом форте выше по склону, его проще оборонять, там достаточно будет оставить гарнизон человек из двадцати), вместе с моей женой останутся мама, сестренка Андрет, тетя Моргана и… э-э… тетя Дайана. И Эттар.
– Интересно, почему это я останусь? – возмутился тот.
– Все просто. В крепости должен находиться хотя бы один мужчина из нашего рода – чтоб при необходимости отдавать приказания, – мигом посерьезнев, ответил Рэондо. – Случись что – офицеры не станут выполнять приказы женщин. А ты еще не проходил военную подготовку. И не злись. Твое время придет гораздо раньше, чем ты думаешь.
«Интересно, на что он намекает?» – подумала Дайана, зло сощурившись. С некоторых пор ей в каждой фразе чудился подвох – слишком уж ее угнетала необходимость жить в женской шкуре, причем именно в Провале. Здесь для женщины отводилось незавидное место, а она привыкла к другому отношению провальцев к своей особе. В тесном кольце цитадели едва ли будет лучше. Как бы не стало труднее переносить высокомерные взгляды и надменный тон. Она уже подумала заспорить с племянником, убеждая все-таки разрешить ей поучаствовать в походе – почему-то ей казалось, что в войске будет проще, – но промолчала. Она знала Саувир немногим хуже, чем властительский дворец Провала, и была уверена – при необходимости найдет выход и из форта.
Эта мысль ее позабавила.
– Улететь с вами, что ли? – в шутку спросила она Эмиту.
– Да брось. Это в положении-то? Не думай. Тебя на драконе укачает – дракон нам спасибо не скажет, – обе пофыркали, представив себе подобную сцену.
– Слушай, а это правда, что он из числа разумных?
– Вполне разумный. Насколько я знаю, в армии заговорщиков таких совсем немного. Да и у Рэондо тоже… Правда, он вряд ли способен превращаться в человека, и не владеет магией. Но умен.
– И чем вы с ним собираетесь заняться?
– Да мы так, на подхвате. Полетать, посмотреть… Думаю, это долго не продлится, – ответила Эмита. – Сейчас лорды между собой передерутся за главенствующее место, и Рэондо их голыми руками возьмет. Научит их жить, а потом разберется и с Серым Орденом. Вот там будет сложнее.
– Да уж, – вздохнула Дайана. – Все как-то не могу поверить, что Руина нет.
– Опять нет, заметь. Думаю, он и теперь сумеет возродиться. Рано или поздно. Ведь на этот раз его убивали самым простым способом – без изысков, ударили зачарованным кинжалом – и все. Я вообще удивлена, как это он позволил себя прикончить. Его возрождению ничто не должно помешать. Мне почему- то кажется, что еще пара подобных случаев – и он привыкнет возвращаться с того света.
– Да типун тебе на язык, чтоб только это не повторялось, если действительно закончится хорошо.
– Ладно тебе, – вмешалась Амаранта, довольная, что настояла на своем. – У дяди уже есть две гробницы. Пусть доведет их число хотя бы до пяти. И вообще… Это же так классно – идешь вдоль аллеи, а по обе ее стороны тянутся твои гробницы. Оформленные в любых, самых изысканных стилях…
– Мара, шуточки у тебя, – грустно произнесла Моргана. Но больше ничего говорить не стала – оперлась на руку Эвердейла и вышла.
Они вместе спустились по длинной и широкой лестнице в небольшой сад, который втиснулся между стенами, башнями и постройками. Здесь росло гораздо больше овощей, чем цветов: привязанные к теплой стене с деревянными крюками, зацветали помидоры, вился по частой сетке горох, даже под картофель было выделено несколько длинных гряд. На самом деле сад этот занимал площадь хорошего парка, просто по необходимости вытянулся и петлял, забивая любой свободный клочок места в цитадели.
Правда, как в любом хорошем садике, здесь имелись скамейки и прудики с водой. Возле такого прудика они и присели.
– Не обижайся на Монтале, – сказал Эвердейл. – Она просто стесняется.
– Меня?
– Всей ситуации. У нее никогда не было матери… На самом деле ей просто обидно, что ее оставили на воспитание чужим людям. Умом она понимает, что ты не виновата. А сердцем… Словом, ей тяжело.
– Я виновата, – грустно ответила Моргана. – Тогда мне следовало лучше держать себя в руках. Понимаешь, ударилась в панику, стала себя жалеть, рисовать всякие ужасы, накручивать, а в результате все закончилось срывом и… словом, с психикой было не все в порядке. Надо было… Ради детей. Если б я была в сознании, в здравом уме, они не отправили бы вас куда попало.
– Господин Арман, помнится, разъяснял, что нас с сестрой перепутали. В тот мир должны были отправить меня, а ее – в Провал. Наверное, так было бы лучше. Впрочем, я благодарен, что меня пристроили к моим… к моим приемным родителям.
– Ты их любишь, верно?
– Очень. Но это не помешает мне полюбить тебя.
Моргана вздохнула.
– А Монтале? Она сможет?
– Думаю, да. Дай ей время.
Женщина опять вздохнула, но на этот раз посмотрела на сына взглядом, в котором плясали едва заметные искорки.
– Я опасаюсь за нее. Она кажется мне такой же бешеной, как и Амаранта.
– Не верь впечатлению. Монтале отлично знает, когда надо быть бешеной, а когда высчитывать каждый шаг. У нее были возможность и время, чтоб научиться жить. Ты же слышала ее историю.
– Да. Это ужасно. С другой стороны, я восхищаюсь ею. Наверное, она именно такая, какой хотела бы стать я.
Эвердейл немного помолчал, будто раздумывая, после чего нагнулся к матери и негромко спросил:
– Что же тебе мешает?
– Ну, оставь. Монтале – это Монтале, а я – это я. Меня так воспитали…
– Ты так привыкла, – закончил за нее сын. – Но ты бессмертная. Тебя не должны ограничивать никакие привычки, потому что твои возможности изменять себя не скованы временем. Впрочем, и за смертными я никогда не признавал право быть рабами своих привычек. Здесь вопрос лишь в том, захочешь ли ты сама измениться.
Моргана взглянула на него с улыбкой, довольно бледной, но искренней и даже немного польщенной. В ее взгляд вернулась жизнь, то сияние души, которое делало ее такой привлекательной.
