Приложение 2
«КНИГА БЫТИЯ НЕБЕСИ И ЗЕМЛИ»
Начиная со времени Петра Великого во всем бытии страны совершается кардинальный перелом и, по сути дела, надолго уходит с авансцены предшествующая
Решительное «отрицание» прошлого в эпоху Петра понимается и оценивается различно: «прогрессисты» приветствуют мощный рывок вперед, не щадящий «старье», а «консерваторы» или, вернее, «реакционеры», выражают крайнее негодование. Но оба этих полярных подхода к делу затемняют истину, — что с особенной ясностью видно на примере Пушкина. Нет сомнения, что его творчество не могло родиться без того перелома, каким была Петровская эпоха. Но встает нелегкий вопрос: мог ли Поэт обойтись без предшествующей многовековой русской культуры? А ведь тот факт, что он, в сущности, мало знал ее, подтверждается его собственным суждением.
В 1830 году Пушкин писал: «Приступая к изучению нашей словесности, мы хотели бы обратиться назад и взглянуть с любопытством и благоговением на ее старинные памятники… Нам приятно было бы наблюдать историю нашего народа в сих первоначальных играх разума, творческого духа… Но к сожалению — старинной словесности у нас не существует. За нами темная степь — на ней возвышается единственный памятник:
Конечно, нелегко произнести подобный «приговор» Поэту, но все же он был в данном случае заведомо не прав… Многие люди знакомы с изданным не так давно, в 1970…1980 годах, в двенадцати объемистых томах собранием «Памятники литературы Древней Руси», где представлены замечательные произведения словесности XI–XVII веков; к тому же это только
Но ко времени вхождения Пушкина в литературу допетровская словесность стала малодоступной уже хотя бы в силу, так сказать, «технических» причин: ее произведения существовали главным образом в
Одно из первых явившихся в печати древних творений (если не считать ряда изданных еще в XVIII веке летописей) — «Слово о полку Игореве» (издано в 1800 году), и оно было в центре внимания Пушкина. Но широкая публикация произведений допетровской словесности началась уже
Поэт же, как мы видели, полагал, что «за нами темная степь — и на ней возвышается единственный памятник:
Но все-таки как отнестись к тому факту, что Пушкин знал из допетровской русской словесности немногое? Существенный ли это недостаток? Были бы достижения Поэта еще значительнее, если бы его знание русской словесности XI–XVII веков было намного более широким?
Строго говоря, такого рода вопросы не вполне правомерны, ибо они склоняются к популярному, но едва ли глубокому «альтернативному» мышлению об истории (в том числе об истории творчества), которое, говоря попросту, ставит вопрос так: «Что было бы, если бы дело шло иначе, чем оно шло». Между тем история содержит в себе свой внутренний объективный
И все же стоит кратко сказать о поставленных только что вопросах. Главное, пожалуй, свершение Пушкина —
И есть основания полагать, что мощное воздействие словесности предшествующих веков могло
Но это отнюдь не означает, что, творя русский классический стиль, Поэт вообще не опирался на многовековую историю русского слова. При его высшей духовной проникновенности достаточно было и тех знаний, которыми он обладал, — ведь он знал (и тщательно изучал) и «Слово о полку Игореве», и ряд летописей, и жития святых. Ему была всецело внятна сама тысячелетняя
«Как материал словесности, язык славяно-русский[191] имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими[192]… В XI веке древний греческий язык[193] вдруг открыл ему свой лексикон, сокровищницу гармонии… Простонародное наречие необходимо должно было отделиться от книжного;[194] но впоследствии они сблизились,
Из этих высказываний ясно, что Поэт опирался именно на весь многовековой путь отечественной словесности, хотя и не знал множества ее творений… А ныне, вглядываясь в те или иные из этих творений XI–XVII веков, мы можем увидеть, что они, так сказать, подготовляли творчество Поэта… И я считаю уместным и важным познакомить читателей с древним творением нашей словесности, которое известно лишь очень узкому кругу специалистов. Речь идет о «Палее Толковой» или, иначе, «Книге бытия небеси и земли» (созданной, по мнению М. Н. Тихомирова, в конце XI века, то есть за 700 лет до рождения Пушкина).
«Книга бытия небеси и земли» — это как бы видение целостности Мира, и к ней можно бы взять эпиграфом пушкинские строки:
Более семидесяти лет назад, в 1927 году, выдающийся ученый и мыслитель Владимир Иванович Вернадский обратил внимание на своего рода уникальную особенность отечественного бытия: «…история нашего народа представляет удивительные черты, как будто в такой степени небывалые (то есть нигде, кроме России, не имевшие места. —
