— Сейчас обстановка сложнейшая. Трудное положение и в 85-м полку. Нет комиссара. Из командиров батальонов только один, да и тот молодой. Не все есть командиры рот и взводов. Транспорту авиация и арт-огонь противника нанесли большой урон. А мы, капитан, должны быть в любую минуту готовы к наступательным действиям по разгрому Ельнинской группировки гитлеровцев. Сейчас обязанности командира полка временно исполняет начальник штаба майор Иван Пантелеймонович Шуляк. Полк кое-что дополучит, а мой комиссар Кирилл Иванович Филяшкин поможет вам подобрать комиссара.
Я не мог не заметить, что генерал почувствовал мое не совсем боевое настроение — принять полк в таком состоянии! Не буду кривить душой, настроение у меня действительно было тогда не ахти какое. В эти минуты мне еще раз вспомнился 3-й батальон: ведь мы постоянно вели бои, отбивая одну за другой атаки противника, и часто сами переходили в контратаки, крепко били гитлеровцев. Очень жарко нам приходилось, и все-таки батальон оставался боеспособным.
— Ничего, товарищ Козин! Основа есть, а остальное зависит от нас, командиров.
С наступлением темноты я в сопровождении офицера связи отправился в штаб полка, который размещался в роще чуть севернее деревни Митино. Чувствовал себя неспокойно, заботило то, что полк не укомплектован.
Офицерский состав в большинстве своем был в сборе, ожидали меня. После знакомства я сказал, что командир дивизии обещает помочь дополнительно личным составом, оружием и боеприпасами, боевой техникой и поэтому особое внимание следует обратить на новичков: выяснить, все ли в достаточной степени владеют оружием, научить их, что делать при налете авиации, как бороться с танками противника, научить действиям в ночных условиях.
— О неподготовленных мне докладывать, в бой не посылать.
Указывал я и на серьезность вопроса подгонки снаряжения, в частности, чтобы одежда и обувь были по возможности по размеру. А то как иногда бывает: пошел человек в бой, натер ногу — и он уже неполноценный боец. Или одежда: то тесна — жмет, то широка — болтается, а это тоже мешает нормально вести бой, особенно в наступлении.
— За это несут полную ответственность заместитель командира полка по материальному обеспечению и старший врач А. С. Ванштейн.
Вскоре на должность комиссара полка прибыл старший батальонный комиссар Николай Михайлович Волобуев, который имел опыт работы в мирное время в кавалерийском полку. Стало легче, появилась возможность больше времени уделять изучению обороны противника, разведке, а также боевой подготовке командиров и красноармейцев, особенно отработке вопросов прорыва обороны противника, взаимодействия подразделений — как своих, так и приданных, и ввода в бой второго эшелона полка и подвижной группы противотанкового заграждения с артиллерией.
Политработники под непосредственным руководством Н. М. Волобуева стали более оживленно вести политико-воспитательную работу. Широко пропагандировался личный пример героизма однополчан, не однажды умело и храбро дравшихся с противником, сержанта Василия Сазонова, политрука Оськина, комсорга полка младшего политрука Василия Якушкина[11] и других.
В боевой обстановке время чувствуется настолько остро и напряженно, что приходится постоянно не только учить других, но и самому учиться. Точно не помню, но кажется, 26 августа с наблюдательного пункта иду на командный. Навстречу два генерала. Одного сразу узнал — Руссиянов. Кто же второй? Оказалось, что это был командующий 24-й армией генерал-майор Константин Иванович Ракутин.
— Введите нас на свой наблюдательный пункт, — приказал он.
— Товарищ генерал, туда очень трудно попасть: нужно пройти мостик через Ужу, а он обстреливается артиллерийско-минометным огнем противника.
— Вы что же, боитесь? А я о вас был другого мнения…
С немалым риском мы добрались до наблюдательного пункта. Там командующий дает мне несколько задач.
Я их решил.
— Этот капитан сумеет управлять полком в бою, — обращаясь к Руссиянову, заключил Ракутин. А затем снова ко мне:
— А зачем вы шли на командный пункт?
— Просить разрешения у командира дивизии на разведку боем, ведь о системе обороны противника на этом участке нам не все известно…
Разрешение на разведку боем я получил и начал ее осуществлять 28 августа. В ходе разведки нам удалось уточнить систему огня и расположение огневых точек противника, а также установить, что Гурьево и участок юго-западнее являются сильно укрепленным опорным пунктом противника, взять который можно только при хорошей подготовке и сильной артиллерийской обработке. До этого деревня уже не раз переходила из рук в руки.
Выполнив все подготовительные работы, произведя необходимую перегруппировку сил, наша дивизия во взаимодействии с другими соединениями 24-й армии 30 августа после сильной артиллерийско- минометной подготовки перешла в решительное наступление.
Преодолевая упорное сопротивление противника, наш полк метр за метром вгрызался в его оборону. И как ни яростно фашисты отбивались, подтягивая все новые и новые силы мотопехоты, артиллерии, танков, совершая авианалеты, устоять им не удалось. Наши бойцы и командиры дрались с невиданным упорством, проявляли чудеса храбрости, они понимали, что за спиной Москва — сердце нашей Родины.
Вот один из примеров. Рядовому 4-й роты 2-го батальона комсомольцу-добровольцу ленинградцу Сашко осколком мины оторвало правую руку. Сашко схватил винтовку левой, поднялся и с криком «Вперед, товарищи!» бросился на врага. Даже тяжело раненный, он не отступил, продолжал драться, пока, истекая кровью, не потерял сознание и не упал.
4-я, 5-я и 6-я роты под прикрытием артиллерийско-минометного огня, увлеченные небывалым примером Сашко; стремительным броском овладели первой траншеей противника и углубились в его оборону. Для развития успеха наступления я приказал ввести в бой 2-й эшелон полка. В этот момент своевременной оказалась и помощь командира дивизии, который ввел в бой 355-й стрелковый полк майора 3. С. Багдасарова.
2 сентября И. Н. Руссиянов, подводя итоги двухдневного боя, отметил:
— Жаркий, кровопролитный был бой у деревни Гурьево. 85-й полк успешно выполнил свою задачу, штурмом овладел сильно укрепленным вражеским узлом. В этом большая заслуга командования и политаппарата полка, решительность и бесстрашие личного состава.
Необходимо отметить действия 9-й стрелковой роты лейтенанта Г. С. Богданова. Бойцы, увлеченные своим командиром, при поддержке полковой батареи старшего лейтенанта Богомазова и 5-й батареи 246-го гаубично-артиллерийского полка лейтенанта В. Ф. Титаренко, отразив две яростные атаки противника, перешли в контратаку и в рукопашной схватке решили исход боя.
Оборона противника в районе Гурьево была прорвана. Это подняло дух у наших бойцов, окрылило их. Но и прибавилось ненависти к поработителям. Ведь что осталось от деревни? Выбив из нее на рассвете немцев, мы увидели страшную картину: большинство изб сожжено дотла, только могильно торчат печи, повсюду тела расстрелянных гитлеровскими извергами ни в чем не повинных советских людей. Менее половины жителей осталось в живых, это те, кто успел спрятаться в погреба. В одной из печей бойцы обнаружили трехлетнего мальчика, в другой — грудного ребенка, убитых фашистами. А у колодца насчитали 13 обугленных и и изуродованных трупов советских воинов. Жители рассказали, что эти бойцы попали к фашистам в плен тяжело раненными. Уж как только не издевались над ними фашистские палачи!
Весь личный состав полка на стихийно возникших митингах поклялся еще крепче бить врага, беспощадно мстить за кровь и слезы наших людей. Бойцы брали пример бесстрашия со своих командиров капитанов Федора Коврижко и Василия Тыртычного. На счету их было 16 вражеских танков, которые они сожгли за три дня июньских боев под Минском. Коврижко и Тыртычный доказали: танк — он грозен только с виду, а на деле для бойца, умеющего бороться с ним, он не так уж страшен.
Оценивая положение, создавшееся на центральном участке Восточного фронта, немецкое Верховное главнокомандование в своей директиве указывало: «Первоочередная задача на данном участке состоит в том, чтобы ликвидировать вклинившиеся на запад фланговые позиции противника, сковывающие довольно
