брестское направление вермахту, — элементарно не довел до подчиненных приказы из Москвы от 10–18 июня «в части, их касающейся». Войска остались в казармах, и там их и расстреляли утром 22 июня. Артиллерию загнали ближе к границе, а потом не вернули в части. Истребители — к самой границе, а зенитные подразделения — на полигон под Минск. И сделано это было после 15 июня в том числе.
Кстати, у сомневающихся в предательстве Павлова есть еще один «достаточно серьезный аргумент»: мол, артиллерия с тех полигонов после 22 июня вернулась в свои корпуса и дивизии и не вся попала в плен, брошенная на этих полигонах. В реальности же артиллерии, попавшей в плен, было очень много, и прежде всего это именно артиллерия с полигонов. Но намного более важно то, что этой артиллерии не было в боевых порядках на 22 июня, когда она должна была там быть.
Это самый простой пример и способ измены — утаи или не выполни приказ ГШ о выдвижении к границе навстречу противнику, что через пару дней нападет, или доведи его так и в такой срок, что выполнить его уже просто невозможно. Можно оставить артиллерию на полигонах. После, в мемуарах того же Жукова все равно будет написано, что таких приказов вообще не было, что командующие округов «по собственной инициативе» отправляли свою артиллерию пострелять, мол, зимой-весной не успели… Для организации поражения армии достаточно просто сорвать выполнение мероприятий, которые должны отрабатываться при приведении в повышенную и полную боевую готовность перед нападением врага. Вот и разгром Западного фронта, и «разгром РККА» в июне 1941 года…
В те годы в армии действительно было всего две степени боевой готовности — «постоянная» и «полная». При этом на флоте заботами адмирала Кузнецова с весны 1941 ввели промежуточную степень — «готовность № 2», «повышенную». В авиации и войсках ПВО также была введена «готовность № 2». А вот у «сухопутчиков» формально все еще оставалось только две степени боевой готовности, так что возможность хитрить у некоторых генералов после войны была. Ведь армия из «постоянной боевой готовности» повседневной жизни сразу переводилась в режим «полной боевой готовности», формально — одним приказом-директивой. Должна была так переводиться.
Однако в реальности части западных округов переводились из повседневной «постоянной боевой готовности» в «полную» поэтапно. Мероприятия по «повышению боевой готовности» выполнялись в течение нескольких недель мая и июня 1941 года! Для каждого округа после 10 июня была дана отдельная директива о фактическом приведении в действие Плана прикрытия округа и о начале выдвижения к госгранице, потом — отдельная телеграмма о приведении в боевую готовность всех частей округов и на отвод приграничных частей этих округов на их рубежи обороны. Никакого единого приказа о повышении боевой готовности войск западных округов до 22 июня 1941 года не было, и быть не могло. Вот и хитрят до сих пор во вновь издаваемых книгах о «Трагедии 22 июня» историки в погонах и без, пытаясь уверять всех, что «Директива № 1 от 21.06.41 года» это и есть «Директива о приведении в полную боевую готовность», что благодаря упрямому Сталину «запоздала».
Бывший полковник Генерального штаба М. Ходоренок пишет, что «в 1941 г. в Красной армии были установлены две степени боевой готовности: постоянная и полная. А система тревог выглядела следующим образом: существовала боевая тревога вариант № 1 — без вывода всейматнасти и (боевая тревога) вариант № 2 — с выходом в полном составе, а также учебная тревога «для проверки боевой готовности и повышения слаженности(НВО, 1999 г., № 38).
Таким образом, еще в статье от 1999 г. Ходоренок пытается доказать не только то, что «Директива № 1» от
21 июня 1941 г. была «несуразной», но и то, что никаких мероприятий по повышению боевой готовности в западных округах вовсе не проводилось и команд на проведение данных мероприятий никто в Москве не отдавал. Однако в сборнике Яковлева Директивы в западные округа «Для повышения боевой готовности» показаны уже в 1998 году, и согласно этим Директивам войска западных округов должны были отработать именно «боевую тревогу вариант № 2» — с выходом частей округа в полном составе и с выводом матчасти в места сосредоточения и обороны. Т. е. данными Директивами от 10–12 июня западные округа получили команду провести мероприятия по повышению степени боевой готовности из «постоянной боевой готовности» к «полной» согласно тогдашним правилам приведения армии в боевую готовность. Сегодня это называется «провести мероприятия по приведению частей в степень боевая готовность повышенная». При этом части должны были выходить со всей матчастью либо в районы сосредоточения согласно Планов прикрытия, либо в новые районы дислокации согласно прилагаемых карт. В Директиве для КОВО требовалось: «С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов и горючесмазочных материалов» (в Директиве для ЗапОВО такое требование отсутствует — то ли его не было вообще, то ли яковлевцы и тут намудрили).
А вот Павлов (и отчасти Кирпонос), похоже, устроил в своем округе для своих частей именно «учебную тревогу для проверки боевой готовности и повышения слаженности. В самом лучшем случае это могла бы быть «боевая тревога вариант № 1 — без вывода всей матчастт. «Обычные» учебные мероприятия, «лагерные сборы». Неудивительно, что подчиненные Павлова (и Кирпоноса) не оценили серьезность положения и были в шоке, когда началась война.
Получив Директивы НКО и ГШ от 10–18 июня, Павлов пошел почти на откровенный саботаж. Если бы у него и его подельников в Москве «дело выгорело», Сталин был бы смещен вследствие неудач начального периода, а с Германией был бы заключен «почетный мир», Павлов стал бы еще и героем «России, свободной от большевизма и сталинизма».
Павлов шел ва-банк, рисковал. Времени на то, чтобы вскрыть его предательство — саботаж Директив Москвы последней недели перед 22 июня, в течение буквально нескольких дней перед нападением Германии — у «компетентных органов» не было. Ведь особые отделы войск в феврале 1941 года были переданы из подчинения НКВД (Берии) в подчинение самих военных, в 3-е Управление Наркомата обороны. Именно так у Павлова появилась реальная возможность сорвать выполнение Директив НКО и ГШ в последние дни перед
22 июня, и это действительно сошло бы ему с рук в случае успеха. Счет шел на дни: пока кто-то сообразит, что командующий округом саботирует приказы Москвы, пока доложат, пока Москва отреагирует — а тут уже и война началась… Да и кто докладывать-то будет… Но, видимо, не зря арестовали и судили начальника связи ЗапОВО генерала Григорьева. Через него шли все Директивы НКО и ГШ, и пусть он мог не знать содержание некоторых из них, но именно он в итоге и сдал на следствии и суде Павлова, сказав о приказе ГШ от 18 июня, после которого в округе так и не повысили боевую готовность…
Кто-то может решить, что все советские генералы были как минимум бездари и предатели. Однако на самом деле таких за всю войну набралось едва ли несколько десятков. Одних поставили к стенке летом- осенью 1941 года, других правосудие нашло в конце 1940-х. Остальные честно и смело воевали всю войну, и их, «чести не уронивших», было большинство. Некоторые, правда, после войны «горели» на мародерстве, но и таких было немного. Однако там, где наделает дел один трус и предатель, не исправит потом и сотня героев. И именно на совести таких единичных Павловых — жизни сотен тысяч и миллионов погибших и попавших в плен в этой войне, разрушенная страна и угнанные в рабство мирные советские граждане, сожженные деревни и города.
В связи с делом Павлова стоит привести слова немецких генералов, наблюдавших, как Павлов «приводит в боевую готовность» свой округ (как он уверял на следствии) и Брестскую крепость. Эти цитаты большинство читателей наверняка видели, и не раз, хотя чаще всего они приводились ради доказательства то ли «трусости» Сталина, то ли его «паранойи», мол, Сталин заставлял всех «не поддаваться на провокации».
«Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками. Работы по укреплению берега едва ли хоть сколько-нибудь продвинулись вперед за последние недели. Перспективы сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в течение часа, как это
