году они провели. Укомплектовать соединение до 75–80 % — это и есть повысить его мобготовность до «менее 24 часов»… (исследователь Петр Тон, СПб).
Подобные «учебные сборы» планировали и на 1939 год и на 1940. В 1939 году был конфликт с Японией, который вполне мог перерасти в большую войну. Затем Германия напала на Польшу, что также могло втянуть СССР в войну. Потом был конфликт с Финляндией, а потом в 1940 году началась война в Европе, когда Гитлер с легкостью захватывал европейские страны, и на 1940 год Ворошилов делал заявку на почти 1,5 млн. приписных на «учебные сборы». Однако уже в июне 1940 Франция капитулировала и сборы в 1940 году хоть состоялись, но в количестве всего около 400 тысяч приписных. При этом учебные сборы сами по себе не «мобилизация», а форма повышения мобилизационной и боевой готовности.
Но те же механизированные корпуса и приграничные дивизии уже весной 1941 года имели практически полный штат по личному составу. И доукомплектование приписным составом во время этих «учебных сборов» шло в основном стрелковых частей второго эшелона (резерва округов) и внутренних округов. Таким образом, Красная армия весной 1941 года была увеличена до почти 5,5 млн. человек, больше чем на 1,5 млн. по сравнению с 1940 годом. Также в мае 1941 года были разработаны новые «Планы обороны и прикрытия» государственной границы, существенно отличающиеся от предыдущих.
Второй этап — «Директивы от 12 июня», поступившие в округа 14–15 июня, а в Минск еще вечером 10 июня.
По этим директивам в западных округах должны были привести в повышенную боевую готовность дивизии и корпуса второго эшелона и резервов в глубине округов и начать их выдвижение на рубежи, в районы, предусмотренные «Планами прикрытия». Таким образом, фактически вводились в действия планы прикрытия государственной границы и обороны округов.
Первая же фраза Директив предписывает «для повышения боевой готовности войск… все глубинные стрелковые дивизии и управления стрелковых корпусов с корпусными частями вывести… в районы, предусмотренные для них планом прикрытия». Это предписание частично выполнили даже в ЗапОВО, либо же — как в КОВО — войска выводили в новые районы согласно прилагаемых карт. Но, в любом случае, войска должны были выводиться и худо-бедно выводились в полевые лагеря ближе к границе.
Приграничные части при этом предполагалось «…оставить на месте, вывод их на границу в назначенные им районы, в случае необходимости будет произведен по особому моему приказу…». Помните, как Молотов это комментировал? Мол, нельзя было двигать войска на границе до последнего, чтобы не дать повода Гитлеру обвинить СССР в подготовке к войне и «нападению» на Германию.
Выполнял ли тот же Павлов данную Директиву? Выполнял: некое движение частей в округе к границе после 10 июня началось, в ГШ пошли оперсводки об исполнении данной Директивы. «Доброжелатели» ведь могли и доложить в Москву о саботаже — так что движение по выполнению Директивы от 10 июня, конечно, было даже в Белоруссии. И уж тем более в остальных округах.
Однако есть интересный момент, за счет которого оппоненты пытаются развенчать идею о том, что Сталин знал о дате нападения заранее. Дело в том, что во всех Директивах от 10–12 июня дата окончания выдвижения войск указана четко — «к 1 июля 1941 года». Таким образом, заключают они, Сталин либо ничего не знал в эти дни о дате «22 июня», либо после 1 июля собирался сам нападать на Гитлера. В связи с этим вопросом стоит привести слова генерал-фельдмаршала Кейтеля, сказанные им о событиях 1942 года, когда в Германии разоблачили «Красную капеллу» (Кейтель Вильгельм, «12 ступенек на эшафот…», Ростов н/Д., 2000 г., также есть на сайте: http://militera.lib.ru/memo /german/kevtel_ v/index.html):
«…У меня уже нет времени, чтобы подробно описать ход проведенной в соответствии с планами фюрера операции, которая началась под Полтавой, а закончилась на Волге, у стен Сталинграда, став поворотным пунктом всей кампании на Востоке. Расскажу только о некоторых наиболее запомнившихся мне эпизодах.
Операция началась с совершенно дикой истории, когда вражеская пресса частично опубликовала… план немецкого наступления. По крайней мере, одна из фраз директивы фюрера была воспроизведена дословно, так что у нас не возникло никаких сомнений в прямой измене…Уже следующей зимой выяснилось, что предателем оказался офицер разведотдела оперативного штаба люфтваффе, призванный на действительную службу из запаса. Главному управлению имперской безопасности удалось выйти на след разветвленной организации государственных преступников и изменников родины, действовавшей в Берлине. В декабре 1942 г. в верховном военном трибунале состоялся процесс, завершившийся вынесением справедливых приговоров членам шпионской организации, главным образом, гражданским лицам — мужчинам и женщинам. Руководителем и организатором шпионской сети, так называемой «Красной капеллы», был тот самый вышеупомянутый офицер люфтваффе, некий оберстлейтенант Харро Шульце- Бойзен. Вместе со своей женой Либертас, внучкой князя Филиппа Ойленбургского, он установил связь с советской разведкой и передавал коммунистам секретную оперативно-стратегическую информацию…»
Речь идет об операции «Блау», когда наши войска были разбиты под Харьковом. Приведенные слова фельдмаршала — пример того, как опасно неосторожное распоряжение информацией: разболтанные в газетах сведения о планах немцев привели как минимум к гибели ценной агентуры. Выходит, что если бы Сталин в приказах перед 22 июня даже и показал, что дата нападения в СССР известна, то это ничего кроме вреда не принесло бы. Вот поэтому возможно и стояла дата окончания выполнения выдвижения — «к 1 июля».
Также есть интересные факт — майско-июньские «учебные сборы» должны были закончиться 1 июля 1941 года. Но после того как 15 июня в тот же Киев пришла Директива НКО и ГШ о начале выдвижения «глубинных дивизий» в сторону границы, в ГШ был отправлен запрос — что делать с проведением «учебных сборов» и приписниками. Вот что пишет в своих исследованиях «Сергей ст.» (С.Л. Чекунов): «17 июня ВС КОВО запросил ГШ о продлении на три месяца сборов во всех частях, в которых проводились сборы.
18 июня шифровка была доложена Соколовскому. В этот же день Соколовский запросил Ватутина по этому вопросу, и Ватутин наложил резолюцию: «Сборы продлить до особого распоряжения». Утром 20 июня соответствующая шифровка ушла в КОВО…»
Из этого другой исследователь, П. Тон, делает такие выводы: «…надо показать, что вся РККА в июне 1941 года имела:
а) высокую степень укомплектованности соединений личным составом (наивысшую по сравнению с любым иным периодом);
б) высочайшую степень мобилизационной готовности как минимум для соединений, предназначенных на Запад и уже находящихся там. Когда процесс отмобилизования де-факто будет занимать часы.
И, самое главное, надо показать, что все это сложилось не просто так (случайным образом), а явилось результатом тщательнейшего планирования в Генштабе…»
Третий этап в приведении в боевую готовность частей западных округов — телеграммы с приказами ГШ от 18 июня.
Данные приказы поступили в округа, видимо, утром 19 июня. Они предписывали привести в повышенную боевую готовность приграничные дивизии и, скорее всего, все части западных округов, но самое важное — эти приказы требовали начать отвод приграничных частей от границы на подготовленные рубежи обороны, предусмотренные для них Планами прикрытия. Вермахт уже изготовился для броска на СССР, было уже не до дипломатических вывертов, и угроза войны заставила Сталина дать команду Тимошенко и Жукову привести в боевую готовность, фактически полную, все части западных округов! Хотя даже 21 июня так и оставался в силе приказ сами рубежи обороны не занимать…
По этим приказам ГШ в округах обязаны были к полуночи 21 июня 1941 года отвести от границы приграничные дивизии на их рубежи обороны согласно планов прикрытия и доложить о выполнении в ГШ. Что же сделал Павлов с дивизиями в Бресте, которые также являлись приграничными? Ждал после 15 июня особого приказа наркома? Конечно, ждал! Получил ли он такое «особое распоряжение» наркома 18 июня? Получил. Содержание этой телеграммы-приказа ГШ и дата исполнения известны из показаний генерал- майора П.И. Абрамидзе (КОВО), и начальник связи ЗапОВО Григорьев заявил на суде, что 18 июня был передан приказ ГШ о приведении в боевую готовность. Но три дивизии прикрытия брестского направления так и остались частично в городе, а частично вокруг него! Они не были собраны в казармы даже после 18 июня и не были затем выведены из Бреста для обороны города и направления!
Четвертый этап в повышении боевой готовности войск западных округов и их штабов — приказы ГШ от 19 июня на вывод штабов округов на полевые фронтовые управления, что также подразумевало
