и построил партизан.
— Вот что, товарищи, — сказал он. — Положение у нас безвыходное. Мы окружены. Мы должны выходить из кольца с боем. Надо вывести и гражданское население. Или пробьемся, или умрем. Кто себя плохо чувствует, может остаться здесь. Не возражаю. Кто хочет выходить из окружения — за мной.
Вокруг него собралось уже около сорока бойцов из разных отрядов. Все молчали.
— Нет желающих остаться? Будем выходить. У кого есть лишние вещи — выбросить. Стрелять только по мрей команде.
Соловей, старый боевой партизан, хорошо знал леса. Люди шли всю ночь. Они натыкались на немецкие заставы, прорывались с боем. Немецкие патрули простреливали каждые сто метров. Соловей останавливался, прислушивался, как ложатся пули, и ползком проводил отряд под огнем противника. За ночь партизаны прошли через несколько заградительных линий.
День пролежали в кустарнике. Вечером они направились к горе Яманташ. Алексей видел, как внизу, по Джеляве, румыны гнали женщин с детьми и стариков, захваченных ими в плен. Двигались и немецкие войска. Считая, видимо, что партизаны разгромлены, немцы выводили свои части из леса.
Вечером Соловей дал Алексею задание: пробраться с четырьмя бойцами в Васильковскую балку и проверить, в каком состоянии находятся оставленные там раненые.
Ночь была тихая, лунная. Оставив бойцов на горе, Алексей один спустился в балку. Кругом валялись обезображенные трупы. Недалеко от казармы Алексей остановился, прижавшись к дереву, прислушивался. Вдруг что-то капнуло ему на руку. Он поднял голову. Над его головой висело полтуловища ребенка, кровь сочилась на землю.
Алексей вошел в казарму. Раненые были живы. Увидев Алексея, люди обрадовались, начали просить пить. Бойцы Алексея спустились в балку, напоили раненых, принесли им кукурузы.
Алексей спросил, были ли у них немцы.
— Румыны заходили. Посмотрели, о чем-то поговорили и ушли.
Партизаны принесли еще воды, собрали в балке кое-что из разбросанных вещей и уложили раненых поудобней.
Алексей доложил Соловью о раненых.
— Отдохните и идите обратно, — приказал Соловей. — Раненых вынесите из казармы и забазируйте по кустам. На милость врага надеяться нечего.
На рассвете Алексей с бойцами опять пришел в Васильковскую балку. Раненые наотрез отказались перебираться из казармы в кустарник, боясь замерзнуть. Многие говорили, что если румыны вчера не тронули, значит вообще не тронут.
— Нечего нас базировать, — сказал раненый командир. — Лучше переправляйте нас скорее на Яманташ.
Вдруг послышались автоматные выстрелы. Бойцы попрятались в кусты. Один из раненых, знавший Алексея еще по подполью, сказал:
— Дядя Алеша, ложитесь рядом со мной! Они раненых не трогают.
Алексей решил было последовать совету, но в последний момент раздумал, выскочил из казармы и спрятался на горе.
Появились конные и пешие румыны. Подъехал румынский офицер и вместе с солдатами вошел в казарму.
Партизаны услышали короткие автоматные очереди.
Через несколько минут все стихло, румыны вышли из казармы, поднялись на сопку и скрылись.
Алексей вбежал в казарму. Все раненые были убиты. Пол залит кровью.
— Есть кто живой? — несколько раз крикнул Алексей.
Вдруг он услышал в углу тихий вздох. Переворачивая теплые трупы, Алексей повторял: «Кто живой?»
Живым оказался старик. У него была прострелена грудь. Потом рядом со стариком застонала женщина. Нашелся третий живой, с перебитыми ногами.
Отряд Соловья доставил всех троих на Яманташ. Там уже располагался штаб соединения, несколько партизанских отрядов, туда же сходились разбежавшиеся по лесу гражданские.
Большинство шалашей было разрушено. Немцы, видимо, думали, что лагерь заминирован, и, боясь входить в шалаши, издали забрасывали их гранатами.
Партизаны принялись восстанавливать свое хозяйство. Они отыскивали сохранившиеся продбазы, подготовляли новый аэродром, обходили окрестные леса, подбирали раненых, хоронили убитых. Алексей получил разрешение отправиться на поиски семьи.
Он пошел с партизаном, хорошо знающим Баксанские леса, где находилась Васильковская балка. Ходили они тринадцать суток. В лесу видели убитых и женщин и детей. Под скалами в укрытиях нашли много спасшихся от врага людей, переправили их на Яманташ. Но свою семью Алексей не нашел ни среди живых, ни среди мертвых.
Голодный и измученный вернулся он в лагерь. Убитый горем, залез он в шалаш. «Лежат мои где- нибудь, занесенные глубоким снегом, или попали в плен к врагу», думал он. Живо вспомнилось ему прощание с сыном на аэродроме, откуда тот должен был вместе с матерью отправиться на Большую землю. Мальчик не хотел улетать. «Остались бы мы с тобой, папа, в лесу. Умирать, так умирать вместе», сказал ему сын. Вспоминая это, Алексей прилег на сырые листья. Задремал. Вдруг слышит сквозь сон:
— Алексей, поднимайся, бабу корми.
Алексей не удивился. К ним много заходило женщин, голодных, замученных и больных. Они кормили их чем могли. Но теперь у Алексея ничего не было.
— Чем кормить? — отозвался он. — Я сам голодный.
А потом поинтересовался, что за баба, и поднял тряпку, заменявшую в шалаше дверь.
Перед ним стояла его жена, вся в грязи, босая, с почерневшими, опухшими ногами. Не помня себя от радости, Алексей выскочил из шалаша и обнял Екатерину.
— А Витя где?
— Не знаю.
Екатерина, шатаясь, вошла в шалаш, присела у костра.
Немного отдохнув, она рассказала партизанам, что было с нею в лесу.
Когда немцы начали бомбить Васильковскую балку, Екатерина с Витей побежали на гору, в кусты. Потом вместе с другими женщинами и детьми они стали пробираться дальше и наткнулись на румын, которые начали по ним стрелять.
Она с сыном целые сутки пролежала в кустарнике. На них набрела знакомая женщина с маленьким мальчиком. У женщины сохранилась баночка меду и килограмма два муки. Детям дали немного поесть — надо было экономить.
Ночь прошла спокойно. Утром началась бомбежка, а когда самолеты отбомбились, по лесу опять пошли румыны и татары из карательных отрядов. Только на четвертые сутки солдаты ушли, и Екатерина решила, что прочес кончился.
Три дня у них не было ни капли воды. Последняя ложка муки была съедена. Дети плакали от голода.
Пошли искать партизан, а обувь у всех разбита, ноги натерты до крови. Екатерина сняла с какой-то убитой женщины теплый платок, у убитого румына взяла карманный ножичек и зажигалку. После долгих поисков они нашли немного мерзлой картошки и поленицу дров.
Екатерина сделала из дров пристройку к пещере в виде балаганчика, развела костер.
Но картошки хватило на два дня. Начались морозы, выпал снег. Примерно в километре от их жилья Екатерина нашла убитых лошадей. Она настругала перочинным ножичком конского мяса и принесла своим. Из конской шкуры они смастерили чувяки.
Дров было много, непрерывно горел костер, но есть нечего: лошадей сковало морозом, и у Екатерины сломался ножик. Она сварила детям последнее наструганное мясо и пошла разыскивать партизан. Ни мальчики, ни женщина итти не могли: у них были обморожены ноги. Начало темнеть, повалил снег и засыпал все следы. Екатерина потеряла дорогу и уже не могла вернуться к сыну. Она бродила по лесу целую
