- Имеешь ли ты право говорить об этом?
- Хорошо... пусть не имею. Но я не оставил тебя ни с чем! Я ни о ком не забывал все эти годы! Любая малейшая опасность для моих близких пресекалась... Сразу и неотвратимо! Я был счастлив, когда мой отец и твоя мать... нашли друг друга... Думаешь, только благодаря твоим мужественным действиям конкуренты оставили в покое твою, или мою (?), московскую собственность?
Вера смутилась. Георгий, похоже, пристально следил за каждым их шагом, каждым днем жизни.
- Я понимаю, что Георгия Зарайского не вернуть. Но гражданин Великобритании Джордж Истмен делает вам предложение, Вера Сергеевна... Несмотря на то, что вы увлекаетесь... филологическими и бесперспективными бомжами...
«Не смей», - хотела сказать Вера, но не смогла вставить слово, Георгий напористо продолжал:
- Соединив наши капиталы, мы теперь можем начать совершенно новую жизнь, Вера. То, из-за чего мы так долго страдали, то, за что боролись, теперь достигнуто.
- Я пожалела, - наконец заговорила Вера, - что потратила лучшие свои годы на зарабатывание денег и... жизнь честной вдовы!
- Ты никак не можешь оставить в покое могилы! Посмотри - вот я перед тобой, живой и полный сил! Ты прямо, как отец...
- Что?! - вскинулись брови Веры, и привычная плавная речь превратилась в секущее лезвие: - И здесь ты?! Михал Иваныч - твоя вина?! Инфаркт - потому что увидеть наяву погибшего сына?.. - и заговорила, но уже с равнодушной безысходностью: - Господи... А мама гадала, почему его железный организм вдруг дал сбой?.. Видишь, Георгий, живой ты приносишь больше страданий и боли...
- Мне что, покончить с собой?! Откуда мне было знать, что вы все так мне рады? Знаешь, о чем сказал отец в последние секунды своей жизни?! Он сожалел, что у него не хватает духу быть Тарасом Бульбой, потому что его сын трус и предатель! - на протяжении всего разговора это был единственный момент, когда Джордж Истмен позволил себе повысить голос.
- Скажи мне еще одну вещь, - задумчиво попросила Вера, - а кто умер тогда, вместо тебя?..
- Это важно? И это важно? Nobody! - сорвался он, путая языки. - Настоящий никто!
- Ты сказал, что добился цели, можешь повелевать обстоятельствами и событиями... Я - тоже часть твоей цели?
- Ты всегда была моей, и я ни разу не дал тебе повода усомниться в своей любви. Или теперь и это требует доказательств?
- Теперь ничего не требует доказательств. Георгий Зарайский, которого я любила, погиб. Я столько лет заказывала панихиды за упокой его души, и, видимо, он действительно чувствовал себя покойно. А еще я все эти годы заботилась о его сыне, который моим сыном не был...
- О! Я так и думал! У кого не бывает грехов молодости? Честно говоря, когда ты дала согласие на встречу, я почувствовал надежду. Ведь ты догадывалась? Скажи, догадывалась?
- Догадывалась.
- Но между нами встал человек с улицы! Менестрель! Мейстерзингер! Вагант!
- Георгий, раньше ты проявлял больше сдержанности, - заметила Вера. - И чего ты тратишь свои драгоценные джентльменские нервы на жалкого сочинителя? Ведь ты уже растоптал его морально?
- Настоящие мужчины не ломаются под ударами судьбы.
- О! Как по-русски ты заговорил.
Все это время Вера слушала не только Георгия, но и себя. Она действительно пыталась понять, что значит для нее этот человек. И в течение этого странного разговора память вдруг возвращала ей чувство защищенности и заботы, которое дарил ей Георгий. Нет, при всем желании она не могла просто перечеркнуть его черной кладбищенской лентой. Не могла ответить холодным презрением. Не могла даже в ответ попрекнуть Лизой, потому что сама же простила эту измену. Заставила себя простить. Простила, правда, мертвому Зарайскому. Но, в то же время, не могла и не хотела бросаться ему на шею, подобно героиням сериалов и «мыльных опер». Ей просто хотелось уйти. Поскорее. Подальше. Навсегда.
- Если тебя интересуют
