твои деньги, то я готова предоставить всю наличность с процентами по первому требованию вместе с недвижимостью. При этом я не буду требовать эксгумации и экспертизы ДНК, определять причастность мистера - как вас там? - к выстрелам в Словцова и Хромова, хотя вынуждена буду напомнить о Георгии Георгиевиче и причитающейся ему доле, - жестко и взвешенно поставила точку Вера.
Еще ей хотелось сказать, что она прекрасно понимает, что Зарайский не оставит ее в покое, прекрасно представляет, что можно ожидать от его прагматичного и упрямого стремления к вожделенной цели, но вовремя вспомнила, как наставлял ее к этому разговору Астахов. Как заставлял ее практически наизусть заучить последнюю фразу вплоть до интонации:
- Но, если этого не сделаю я, нет гарантии, что расследованием не займутся другие.
- Угроза? - усмехнулся Джордж Истмен.
- Что тебе угрозы? Ты просто умрешь еще один раз, родишься где-нибудь в Австралии, тебе не впервой... И еще, - решила-таки добавить от себя, - там, где ты живешь, какой у тебя вид из окна?
Истмен несколько растерялся от такого вопроса: с подвохом он или нет? Но все же ответил:
- У меня квартира на Кенсингтон Пэлес Гарденс с окнами на Кенсингтонский дворец, где жила принцесса Диана. Там же квартира у Березовского... Правда, у него еще особняк за городом, а у меня еще есть недвижимость в районе Беркли-сквер. Вид из окна? Честно говоря, если я и смотрел в окно, это было в первые дни. А так - мне некогда. Что там? Туман?
- Ясно, - чему-то грустно улыбнулась Вера. - Мне пора.
- Вера, я вынужден был ждать столько лет, и я буду ждать еще, - твердо сказал он ей вслед.
3
Вечером позвонил Павел. Только позвонил. Встретиться они не пытались, исходя из сценария, разработанного Словцовым. Вере ничего не оставалось, как только подчиниться безумным идеям и планам, принятым «большой тройкой»: Астаховым, Словцовым и Хромовым. В принципе, ради означенной цели она была готова на все, и единственное, что ей мешало - охватившее вдруг равнодушие и инертность. Впервые за долгие годы она отдалась преследующей ее по пятам усталости и поэтому, придя в номер гостиницы, просто валилась на кровать и дремала. В такой момент и позвонил Павел.
- Вера, это я.
- Я слышу, Павел.
- С тобой что-то не так?
- Все нормально, не обращай внимания.
- Как прошла встреча?
- Нормально. Как задумано.
- Тебе нечего мне сказать?
- Пока нет, Па.
- Да что с тобой?!
- Паш, ну ничего, понимаешь, ничего. Я, между прочим, час назад встретилась с человеком с того света. Который, к тому же, являлся моим мужем...
- Извини... что твой работник тебя побеспокоил. Я просто хотел напомнить тебе о перелете в Тиват.
- Я помню, Павел. И не обижайся, неужели у тебя не бывает таких моментов в жизни, когда никого не хочется видеть и слышать? Я помню твою теорию об одиночестве, которое движет жизнью. Но мне нужно побыть наедине с собой. Разве у тебя такого не бывает?
- Да у меня практически... вся жизнь... теория об одиночестве. Теория об одиночестве, она... Я тут много думал. Человек не может быть один, если с ним Бог. Точнее, если он с Богом. Монах - от греческого «один». Но уединение монаха не с самим собой, а с Богом. Помнишь, мы говорили об этом? Ладно... Прости, Вер. Гружу тебя. Я бы с удовольствием сейчас встал часовым у дверей твоей комнаты.
- А вот это бы не помешало, - улыбнулась Вера. - Скажи, Па, а ты напишешь когда-нибудь стихи для меня? Я в самолете читала то, что ты посвятил Маше... И, честно говоря, завидовала ей.
- Хорошо хоть - не ревновала. Милая, если Бог оставит мне мой средненький талант, то все, что я
