5
Получив письмо, Справедливый долго и внимательно рассматривал фотографию, где внешне беззаботные Павел и Вера стояли по колено в воде. За их спинами угадывался остров Святого Стефана. Справедливый помнил это место. Там он залечивал раны в начале девяностых после справедливой войны, в которой сражался на стороне сербов. Потом справедливых войн не было, и он начал маленькую свою... За деньги. За их деньги!
Он часто задумывался над тем, почему его еще не накрыли, не поймали и не закрыли. Только ли благодаря профессиональности, звериному чутью и интуиции почти как у экстрасенса? Или - потому что его боялись все, с кем он так или иначе соприкасался? Но, благодаря этому, у него, если не прибавилось врагов, то не осталось и друзей. В итоге ему начинало казаться, что кто-то свыше ведет его по краю пропасти через затейливые смертоносные траектории чужих интересов и страстей. Для чего? Вот этот вопрос можно было задавать небу сколь угодно долго. Оставалось думать - ради того, чтобы совершить нечто более важное, чем все происшедшее до сих пор. И теперь он решил, что Павел и Вера - это как раз одно из этих событий. Из тех - ради чего.
И еще - он последнее время все больше разочаровывался во всем, что ему приходилось делать. Страшнее всего, что приходилось разочаровываться в концепции, идее собственной борьбы со злом. Во-первых, один в поле хоть и оставался воином, вопреки народной пословице, но и результативность у него была единичная. Во-вторых, приходилось быть и судьей, и прокурором, и адвокатом одновременно, определяя, за какое дело взяться, а за какое - нет. При этом весьма часто следовало после уничтожения «цели» тут же уничтожать заказчика, который стремился избавиться и от него самого - «рубил концы», нанимая убийцу убийцы. Так одна смерть нанизывалась на другую и множилась. Смерть могла породить только смерть. И когда Справедливый все отчетливее начал понимать это, он понял и другое. Не понял даже, а почувствовал, как умирает его душа. Если б на его месте был кто-то другой, с принципами «ничего личного», то он, вероятно, только бы обрадовался тому, что ночью кошмары не снятся, совесть почти не заглядывает в потаенные уголки сердца и «кровавые мальчики» в глазах не скачут. Последние два года ничего подобного у Справедливого не было, но, помимо души, у каждого человека есть еще разум, и именно разум подсказывал ему, что долгое отсутствие проявлений совести делает из него монстра, а отнюдь не сверхчеловека.
В большинстве случаев тогда наступает время вспомнить о Боге. Но и здесь у Справедливого была своя концепция. Он никак не мог понять Прощения... Не мог, или не хотел? Может, даже не из-за отсутствия веры в Милосердие Божие, а потому что сам принимал добровольное пребывание в аду, чтобы и там не давать покоя своим клиентам.
Но оставался еще один вопрос, разгибающийся при ближайшем рассмотрении в восклицательный знак. Это был вопрос о счастье. Его тоже не было у него ни в какой понимаемой человечеством форме. Не было женщины, не было детей, не было уже цели, потому что идея терпела крах. Место убранной грязи тут же занимала грязь другая, а сам он уже по уши был в грязи и в крови. Грязь и пустота стали привычным пространством как внутри, так и снаружи.
«Может, дьявол играет со мной, оставляя меня жить, сохраняя меня на свободе?» - думал иногда он, выкручиваясь из многомерных ловушек. И мечтал умереть в бою... На справедливой войне...
Зарайский разочаровал его тем, что заказал собственную жену. Правильнее сказать - вдову. И мужчину, которого она выбрала. К тому же поэта. Был какой-то момент, когда Справедливый поверил в то, что деньги для Зарайского средство, а не цель. А оказалось все так же банально: и цель, и средство. Та же Вера пришла к нему не из-за денег, а из понятного ему чувства мести. Теперь же господин Истмен пытался поставить на кон чувства... Но чувства ли это были при ближайшем рассмотрении, или попранные права собственника? Пытаясь разобраться в этом, Справедливый впервые решил сыграть по собственному сценарию, а уж от своих решений он не отходил никогда.
«Получил приглашение на отдых», - такой текст электронного письма Справедливый отправил Астахову. На всякий случай проверил все свои почтовые ящики, более заказов не было. По этому поводу у него тоже была своя теория. Стабильность следовало измерять не экономическими показателями, а количеством убийств. В стабильном обществе смерть воспринимается как нонсенс, в противном случае - она привычное окружение, а новый памятник на кладбище или новые развалины взорванного дома - стандартный интерьер.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1
В апреле в Будве было тихо и спокойно. Туристов было немного, и город готовился через месяц принять население, в несколько раз превышающее его собственное. А пока текла размеренная патриархальная жизнь между самым чистым морем и очень голубым глубоким небом. Купаться в Ядранском море в эту пору решались только отчаянные русские, особенно северяне, для которых согревшиеся до 12-15 градусов Иртыш и Обь - комнатная температура. На них, правда, смотрели без особого восхищения и удивления, потому как давно привыкли. Кстати, местные, пока еще не отягощенные заботой о постояльцах, тоже успевали получать свою порцию солнца, хотя могло показаться, что большинство черногорцев с рождения были отлиты из меди. Поэтому пляжи хоть и не были забиты до отказа, как летом, но не пустовали.
Павел и Вера поселились в старом городе, который окружала древняя крепость, поросшая травой, вьюном и цветами. Впрочем, узкие средневековые улочки своим форматом мало чем отличались от современных, поскольку застройка в Будве велась весьма тесно. Там, где
