- А я что, могу возражать, Юрий Максимович?
- Нет, просто, как только мы с ней договоримся, ты уволен. Не переживай, без бабок не останешься, я тебе, как в старые времена, отступного дам столько, сколько унести сможешь.
- Спасибо, у меня гонорар и так высокий, да еще льготы и страховки разные.
- За вредность-то Лизкину доплачивают? - ухмыльнулся Хромов.
- И «северные» тоже.
- Ну-ну, в общем, Павел Сергеевич, ты меня понял. Вся Москва знает, что я сюда за ее сердцем полетел.
- Для того чтобы сказать мне это, не обязательно было тащить меня на охоту, - пожал плечами Словцов.
- Да ты встряхнись, посмотри, красотища какая!
И действительно, с того момента, как они свернули с трассы, пейзаж стал походить на сказочный. Да, картина открывалась - отдых для учителя русского языка: повесил репродукцию такого пейзажа на доску и объявляй детям тему сочинения: «Зимняя сказка». И пусть крутят извилинами, вспоминая стилистические штампы: о мохнатых лапах кедров и елей, снежных шапках, вереницах звериных и птичьих следов, притаившихся в чаще чудесах и диковинах, - короче, развивают художественное воображение.
Зимник здесь тянулся через плотный кедрач, петляя и ныряя по пригоркам. Боевая машина пехоты США на самом деле здесь была неуклюжа и неуместна, по бортам то и дело били кусты, а днище цепляло кочкарь.
- Это вам не «Буря в пустыне», - прокомментировал Коля, - сюда пусть приезжают, промораживаться, как немцы под Москвой. А вот сейчас налево, да-да, по целику... И это, потише бы уже надо.
- Сядем, Юрий Максимович, - с кислой миной сообщил водитель, рассматривая впереди покрытые настом сугробы и торчащий из них кустарник.
- Ну врежь еще, сколько можешь, а дальше ножками, - распорядился Хромов, - видишь, кто-то же до нас шел.
- Ну это «Нива» вроде пролазила. Так и обратно уже след есть.
- Откуда «Нива»? - всполошился Николай. - Поди, нашего зверя кто-то просек. Петруха-то бы не заспал! Кого нечистый принес? Зачем-кого сюда несло?
- Ясно, что не за грибами, - ответил на его причитания Хромов. - Да вон уже там следа нет. Тормози, Олег, от греха подальше. А то посадим машину на пузо, потом играй тут в пехоту, рой окопы до китайской пасхи.
Минуты через две встали. Володя и Павел переоделись в валенки, которых у Николая оказалось с собой четыре пары, так что по размеру, более-менее, подобрали. Хромов расчехлял оружие - три карабина, обмотанные бинтами. Видимо, маскировка, решил Словцов, и в подтверждение этому получил армейский маскхалат белого цвета.
- Сейчас уже говорить не будем, - предупредил Николай, - словно его самого можно было остановить, - пойдем вон там, - показал рукой, - низиной, там потом овражек и речка, выйдем на ту сторону. Лишь бы Петруха ничего не напутал, - в руках у него появилась вдруг шипящая эфиром рация, но говорить он в нее не стал, а только пару раз отжал тангенту. В ответ эфир ответил такими же, но тремя щелчками.
Николай кивнул рации, сунул ее в карман комбинезона, выкрутив звук до минимума, а потом перевел нехитрую морзянку остальным:
- Три зверя. Два быка и корова. Петя готов.
- В смысле - «готов»? - испугался Хромов. - Напился уже?
- Да нет, Петя никогда не напивается, нет такой емкости, - шумнуть готов.
- А-аа... Ну если все удачно пройдет, мы твоему Пете такую емкость выставим - утонет!
И потянулись гуськом, почти след в след. Олег остался в машине. Впереди шел Николай, за ним Хромов, за его широкой спиной - Павел, Володя замыкал. Словцов от всей этой экзотики чувствовал себя уныло, бессмысленность его присутствия здесь была настолько явной, что он невольно начал сочинять стихи. «Может быть, моя депрессия-фрустрация не лечится шоковым выбросом в другой мир?» - подумалось ему.
