- Поэт наш взялся за прозу жизни, - глядя мимо начальника охраны, сказала Вера Сергеевна.
3
Выписавшись из больницы и вернувшись в особняк, Павел первым делом подключил ноутбук к принтеру и распечатал то, что ему удалось написать за эти дни. Писать он мог по-разному: карандашом, ручкой, на машинке, на компьютере, но читать предпочитал только печатный вариант. Так ему легче открывались собственные огрехи в тексте. Читал он написанное как раз до обеда, потом Лиза позвала его в гостиную, где весьма доброжелательно потчевала супом из красной рыбы и грибными тефтелями, рецепт приготовления которых узнала этим же утром по телевизору. Готовила она отменно, и Павел не преминул сказать об этом.
- На ужин будет то же самое, - предупредила Лиза. - Вера-то бизнес-ланчи поедает на работе, нет, чтобы домой приехать. Вот и получается, что я впустую готовлю, а обед на ужин остается.
Но Вера в этот день приехала. Видимо, из-за того, что вернулся из больницы Павел. Торопливо, рассказывая что-то на ходу, начала переодеваться.
- Что такое? - поймала Вера его взгляд.
- Да все нормально, - поспешил успокоить ее Павел, - тебе это идет. Этакая непринужденность красивой женщины.
- Красивой? Ты действительно так считаешь? Я думала, меня работа уже стерла, порвала, как Тузик грелку. Мне сейчас совсем некогда ходить по косметическим кабинетам.
- Тебе и нужды нет, - честно и просто ответил Словцов, - бывает у человека талант от Бога, у женщины - красота. Она, конечно, мир не спасет, но одного мужчину может. Зато остальные умрут от зависти.
- Паш, - вдруг забыла об уговоре Вера, и он аж поморщился, - извини... Ты меня что, дразнишь, или начал ухаживать?
- Я всегда говорю женщине то, что о ней думаю, кроме тех случаев, когда лучше молчать.
- Ну вот, теперь я слышу привычную иронию господина Словцова. О! А это то, что я думаю? - остановилась она перед пачкой листов на журнальном столике.
- Да, подбивал там кое-что...
- И ты назвал свой роман «Над не»? Странно, хоть и оригинально.
- Это из-за отсутствия собственных мыслей. Берешь пьесу пролетарского классика, переставляешь в ее названии одну букву и получаешь собственное.
- Хм, а Горький, между прочим, ничего бы не потерял, если б назвал так свою пьесу, даже выиграл бы. Ведь получается - «над» отрицанием всего. Еще какие у тебя параллели? Надеюсь, ты не ассоциируешь меня с Василисой Костылевой?
- А себя с Лукой, - продолжил Павел. - Да упаси Бог хоть от каких аналогий. Я жутко в школе не любил две пьесы: чеховского «Дядю Ваню» и горьковское «Дно». Горький опустил людей ниже нижнего. Они ведь не столько находятся на дне социальном, сколько на дне собственном, собственного сознания, души, если у нее есть дно. И единственная задача Горького - заставить читателя выпучить глаза на все это. И мне в ответ хочется сказать словами его собственного героя Сатина: «Эх, испортил песню, дур-рак!».
- Я что-то еле припоминаю из школьной программы... С трудом.
- Вот-вот. У нас школьную программу разрабатывают, что тогда, что сейчас, те, кому, видимо, поставлена задача: сделать все, чтобы наши школьники возненавидели русскую классическую литературу.
- Чего ж ты зацепился... за дно?
- Из-за сходства. Сходство - в невозможности существования на дне самих себя, над «не» самих себя, «не», заставляющем человека перечеркивать самого себя. Сейчас, кстати, снова вошло в моду писать о социальном дне, о бомжах и проститутках, сутенерах и прочем. Воров и убийц придумали больше, чем их есть на самом деле. Горький, если бы повидал наше дно, пожалуй, в срочном порядке начал писать пьесу «Всплытие»... Совпадение еще и в том, что герои пьесы Горького одиноки. Но Горький неверно оценивает роль и суть одиночества. Одиночество - это и есть главный двигатель цивилизации.
- Вот как?
