- Паш, ты отдаешь себе отчет?
- Нет, себе нет, я отдаю его тебе. - Он достал из-под вороха листов фотографию в рамке. - Извини, что похозяйничал в твоей спальне. Это он?
- Он.
- Тогда мистический фатализм складывающегося сюжета заключается в том, что этого человека я видел в свой первый день в Ханты-Мансийске в компании буровика Егорыча. Правда, говорил он исключительно на английском языке. Как две капли воды... Только нынешняя «капля» немного состарилась...
- Павел, это просто какое-то совпадение, бывают же похожие люди. - Вера не могла выйти из заторможенного состояния.
- Бывают. Но если принять мою версию, то станет понятно, кто и почему стрелял в Хромова. Я из-за тебя тоже взялся бы за оружие. Самое смешное, что пуля, отправленная Хромову, в сущности, попала по назначению. - Он потер место ранения на плече. - Мою версию может подтвердить только моя смерть, - невесело закончил Павел.
- У тебя богатое воображение... Но я видела своими глазами, как он, именно он садился в машину, я видела, что от нее осталось... От всех от них. Павел, этого не может быть.
- Напротив, все невероятное в какой-то момент легко становится объяснимым.
- Прошло восемь лет!
- Которые нужны были ему, чтобы вжиться в лицо другого человека. Привыкнуть к новому имени. В конце концов, стать гражданином другого государства...
- Если это возможно... Если это правда... А я мстила... Я мстила, Павел... Что теперь делать? - Вера опустилась на кровать, закрыв лицо ладонями.
- Ждать. Он придет. Обязательно придет. Он вернется из-за тебя. Но, скорее всего, вернется, когда не будет меня.
Вера машинально подняла с пола еще один обрывок романа, прочитала одну из строчек и вдруг холодно, почти зло возмутилась.
- Почему вы, писатели, так склонны к трагедии! Кому нужны ваши плохие концовки? Что? В жизни все так плохо?! Вас что, всех обидели в детстве? Вот Пушкин, не мог что ли закончить «Евгения Онегина» счастливой любовью?
- Это не тот пример, - тихо возразил Словцов, - Татьяна действительно не могла перешагнуть нравы того времени.
- Ну а вам-то, современным инженерам человеческих душ, кроме Ромео и Джульетты, ничего на ум не приходит?
- Я потому и порвал, что мне не нравится. Слащавого киселя не хочется, но и болотная тина надоела.
- Надо же, - не могла успокоиться Вера и прочитала фразу: - «Пуля вошла в его сердце со стороны спины, а из ее сердца вышла там, где грудь расходится буквой 'л'». Ну, надо же.
- Да я вообще не мог... Хреново у меня с этой анатомией. Он ее со спины обнимал, они на море смотрели... Одной пулей - обоих... Хоть и драма, но все равно кисель... «Мыльная опера»! Вот и порвал. Зачем читаешь?
- Ты их лучше отрави, меньше анатомии будет. Буква «л»... Филолог-патологоанатом!
Вера вдруг успокоилась и погрузилась в какие-то свои мысли. Павел тоже умолк, собирая и комкая разорванные листы.
- А сцена у моря мне понравилась... А ты - пулю... - снова заговорила Вера, но уже спокойно. - Если б Зарайский был жив, в меня он стрелять бы не стал. Я почему-то уверена.
- Нельзя отождествлять автора и лирического героя. Там - не мы, - кивнул Павел на скомканный ворох бумаг.
- Там - немы... - соединила слоги Вера, придавая иной смысл, - они не могут возразить своему творцу, а мы? Нас Он пишет? Или мы уже написаны? И как ни дрыгайся, точка уже стоит? Ты, Павел, моделируешь ситуации своих героев. Говоришь, нельзя отождествлять. Я не отождествляю, я подразумеваю. И ты подразумевал...
- Сотни писателей стоят
