— Дура… — смутилась Ольга. — Я же просто так…
— А чего? — Света стряхнула с чёлки снег. — Он тебе подходит… Вон как быстро «молнию» починил! Тебе ведь такой и нужен. Ты — лепить, а он с детьми гулять…
Ольга подёргала «молнию» на сапоге («молния» ходила прекрасно) и сказала:
— А Санечка-то какой молчун. Такой молчун кого хочешь погубит, и глазки голубые не замутятся. Не связывайся ты с ним!
— Он искренний!.. — возразила Света.
Ольга пожала плечами. Стало вдруг холодно. Оставив снежного юношу-атлета глазеть на белые деревья, девушки побежали к метро. Уже в тёплом вагоне Света вспомнила, что они так и забыли глянуть, занесло ли снегом злые кошачьи следы…
5
Наутро Саня сбрил бороду. Шипела пена, лопалась на щеках. Сверкала бритва. В зеркало смотрели белое лицо, голубые глаза и тёмно-русые волосы, всклокоченные со сна. Наутро Саня надел чистую рубашку и шерстяной пиджак с четырьмя карманами — двумя на боках и двумя на груди. Потом Саня спустился на улицу, нашёл домовую кухню и позавтракал. Саня уезжал из Ленинграда. На столе в квартире лежала записка Юрке: «Я уезжаю, чтобы тебе не мешать! Ты любишь Ольгу! Я это вчера понял… Не обижайся!»
Саня представил, как Юрка проснётся и позвонит Ольге, как она к нему придёт и всё у них будет замечательно, потому что Саня в это время будет нестись в поезде Ленинград — Москва, смотреть из окна на чёрные избы и белые поля, считать семафоры. Или сидеть в вагоне-ресторане и попивать пиво. Стол качается, бутылки позвякивают, хорошо пить пиво и куда-то ехать. Время быстро летит, и думается возвышенно и чисто. Так и тянет подвести какие-нибудь итоги. А подведя, задремать — и пусть поезд покачивается, покачивается…
Саня шёл по проспекту Гагарина мимо закрытых магазинов, рассматривал витрины, пытался в задумчивости теребить бороду, но не было бороды, ещё вчера так славно пахнувшей одеколоном, натыкалась рука на прохладный бритый подбородок. Если бы по пути встретилась парикмахерская, Саня непременно бы и постригся наголо, и дома предстал бы эдаким злобно улыбающимся маньяком, но парикмахерская, к счастью, не встретилась.
Потом Саня свернул на улицу Авиационную. Здесь дома были постарше, потемнее и посолиднее. В одном доме находилась баня.
Вчерашний снег не потерял за ночь своей простынной крахмальной белизны. Солнце заигрывало с окнами, и окна начинали доверчиво сверкать, но солнце тут же пряталось, и окна тускнели.
Саня уныло брёл мимо станций метро в сторону Невского. «Один день всего пробыл в Ленинграде, — думал он. — Вот родители удивятся… И всё из-за этой Ольги!»
Позже Саня вспоминал, что именно на Московском проспекте, около памятника Менделееву, который сидел в гранитном кресле у стены Музея минералогии, листал какую-то книгу, а на стене была написана золотыми и красными буквами знаменитая таблица, пришла ему в голову мысль позвонить Ольге. «Я скажу ей, — думал Саня. — Я скажу ей: привет, ваятельница! Звоню тебе от памятника Менделееву! Над головой у него таблица и буковки блестят на солнце… Вот это памятник! Не чета твоим конникам! Всё! Уезжаю! Юрка остался один! Пока! — и повешу трубку».
Менделеев строго смотрел на Саню. На плече у него сидел, словно охотничий сокол, голубь. Саня зашёл в автомат и набрал номер. Если бы подошла Ольга, он бы скорее всего повесил трубку, так как уже успел устыдиться своего нехорошего намерения, да и вряд ли сумел бы повторить задуманное — заикаться бы начал и путаться, по неожиданно трубку взяла Света, и голос у неё был чуть хриплый, а интонации чуть вопросительные.
— Света… Светочка… — шептал Саня в трубку и чуть не плакал. — Ты меня слышишь, слышишь?
В это время мимо будки провели огромного дога. Дог сумрачно переставлял лапы. Хвост был опущен. Глаза смотрели тускло. Из остановившегося троллейбуса вышла девушка в красном пальто на оранжевой атласной подкладке. Чёрные волосы сатанински плясали на ветру. Пальто шевелилось, словно горел костёр, а над ним кружила чёрная птица.
— Света… Светочка… — шептал Саня. — Тут такая жуткая собака ходит… И девушка — невеста дьявола… Светочка… Я дурак, да? Я сумасшедший, да?
У Светы на другом конце города, на Малой Охте — районе универсамов и тревожно позванивающих трамваев — голос тоже начал вдруг дрожать и всхлипывать.
— Дурак… — говорила Света. — Конечно, ты дурак… И сумасшедший тоже…
Говорили Саня и Света довольно бессвязно — никто бы не понял, о чём они говорили. И наверное, долго они говорили, потому что в дверь будки стали стучать.
— Светочка… — сказал, очнувшись, Саня. Стучала ребром монеты та самая девушка в красном развевающемся пальто на оранжевой подкладке. — Светочка, мы уезжаем…
— Так рано? Почему так рано? — удивилась Света.
— Потому что я люблю тебя. Потому что так надо. Собирайся!
— Я? Мне тоже надо ехать, да?
— Надо! — строго ответил Саня. Частый стук начал его раздражать. Словно бросали в стекло пригоршнями дробь.
— Мне… В самом деле надо, да? Ты так считаешь, да?
— Я жду тебя у Думы через час! — закричал Саня, посадил трубку на рычаг и выскочил из будки.
— Молодой человек! — сказала ему девушка в красном пальто. — Я слышала, о чём вы говорили… Куда вы хотите увезти бедную Свету?
— Куда угодно! — заорал в восторге Саня. — Куда она захочет! Я сейчас всё могу!
Таблица Менделеева на солнце неистовствовала. Золотые буквы искрились, а красные кроваво рдели. Девушка, полыхнув полой, скрылась в будке.
Превозмогая страх, Саня подошёл к догу и погладил его. Дог шевелил ушами и в недоумении смотрел на Саню.
— Хороший пёс… Хороший… — чесал ему за ушами Саня. — Все думают, раз большой — значит, злой… А ты добрый…
Потом Саня зашёл в кафе.
На стене висела репродукция из басни Крылова. Волк алчно смотрел на ягнёнка, а внизу были написаны слова совсем из другой басни: «Спой, светик, не стыдись…» Саня подумал о Юрке, об Ольге, о военной квартире, о том, что через час он встретит около Думы Свету с сумкой, готовую уехать с ним, и ему стало страшно. Последний раз также страшно было Сане классе в седьмом, когда он прыгал в парке с парашютной вышки. Внизу стояли девочки из их класса, а самые смелые мальчики забирались на вышку. Половина возвращалась обратно, и над ними смеялись. А Саня упорно поднимался по железным грохочущим ступенькам — на площадку, где полоскался белый парашют и откуда девочки казались маленькими- маленькими, и было странно, что в угоду этим вот букашечкам надо сейчас прыгать… Белели их личики, смотрящие вверх… Сане было очень страшно, но вернуться назад было ещё страшнее. И Саня прыгнул…
Как-то рассказал об этом случае Юрке.
— Ну и дурак, — ответил ему Юрка. — Зачем надо было вообще лезть на вышку?
— Не знаю… — ответил Саня. — Понимаешь, что-то во мне словно сдвинулось…
Юрка пожал плечами.
— Ты сам себя не знаешь. Если так страшно, что сил нет, зачем лезть на вышку?
— Сначала не страшно было, — ответил Саня. — Сначала как-то хорошо было, а страшно стало
