потом, когда понял, что назад нельзя.
— У меня так не бывает, — ответил Юрка. — Если я решил прыгать, то прыгаю и ни о чём не думаю или вообще не прыгаю.
Глядя на репродукцию, на басни, Саня почему-то вспомнил этот давнишний разговор с Юркой.
За эти два часа после встречи у Думы они со Светой поцеловались уже, наверное, раз сто — на глазах у людей, в очереди за билетами, на перроне — целовались они, точно Света провожала куда-то Саню, и все пассажиры были удивлены, когда Света тоже поехала в этом поезде. Когда Саня вышел из метро «Невский проспект», Света уже ждала его с сумкой около Думы, а точнее, на ступеньках. Она побежала к нему по этим пологим ступенькам, а на Думе забили часы — их тоскливый бой поплыл над Невским, и если бы Саня не поймал и не обнял Свету, она бы, наверное, упала. Странно, но Света не показалась ему прекрасной, когда бежала вниз по ступенькам Думы. А когда Света заплакала у него на плече и он стал гладить её волосы, выбивающиеся из-под шапки, когда прохожие стали на них оглядываться, когда сумка Светы вдруг упала набок и испуганный голубь по-козлиному отскочил в сторону, когда выходящий из метро парень улыбнулся и сказал Сане: «Чего так крепко держишь, теперь-то уж не убежит…», понял Саня, что всё: лестница грохочет, парашют полощется, внизу фигурки маленькие- маленькие… Надо прыгать!
Всё в тот день складывалось удачно. Билеты взяли без промедления. Поезд отходил через сорок минут. Как резво понёсся он мимо заснеженных лесов! Платформы дачных станций мелькали с такой быстротой, что было не разобрать названий. От снега за окнами в вагоне разлилась белизна, точно пролили огромный стакан молока — всё крутом казалось первозданным и чистым. Света дремала, положив свою темноволосую голову Сане на плечо, а он без стеснения разглядывал её лицо и вдыхал запах её волос. Одно слово пульсировало в голове у Сани: «Моя! Моя! Моя!» Мелькали за окном домики, около домиков стояли мужчины, женщины, дети — в разноцветных спортивных костюмах, в свитерах, в шароварах — смазывали, ставя на попа, лыжи, проверяли крепления, топали по утрамбованному снегу чёрными ботинками с широкими носами. Саня снова вспомнил средневековых голландцев на смешных коньках, вспомнил замёрзшую речку неподалёку от своей дачи в Расторгуеве, Саня любил гонять по речке на коньках ночью, когда никто не мешает развивать бешеную скорость, орать, что в голову взбредёт, когда тени деревьев с берега кажутся барьерами и хочется через них перепрыгивать, и Саня так и делал, только лёд похрустывал, а ветер посвистывал…
Света тихонько посапывала, и Саня видел слой пудры у неё на лице, пух на щеках и крохотные, едва различимые комочки туши на ресницах. Он уже представлял себе, как на даче затопит печь, как затрещат дрова, как станет в доме тепло, как он достанет какую-нибудь бутылку из отцовских запасов и как они чокнутся и выпьют. Дом в уединённом месте — крепкий, синий, окружённый соснами. Если будет не очень холодно и если будет светить луна, они пойдут немного погуляют вдоль ледяной речки, посмотрят на звёзды, а потом вернутся в тёплую дачу.
«Я поеду с ней на дачу! Я поеду с ней на дачу!» — повторял Саня под стук колёс и вспоминал девушку в красном пальто на атласной оранжевой подкладке. Не нравилась ему эта девушка.
Незаметно добрались до Бологого. Красное круглое солнце висело над перекидным мостом, уводящим с перрона в город, а над поездом клубился пар. Снег под ногами скрипел. В Бологом Саня купил бутылку пива и слоёные пирожки необычайной твёрдости. Саня попенял на пирожки продавщице, но та ответила, что в ларьке холодно и пирожки просто застыли, а в тёплом вагоне они отойдут и станут мягкими и вкусными. Саня побежал в вокзальный буфет. Он купил бутылку шампанского, торт, килограмм шоколадных конфет. У озябшего, заросшего щетиной восточного товарища Саня приобрёл букет увядших роз. Перед тем как передать розы Сане, восточный товарищ зачем-то подышал на них. «Приедешь в Москву, они распустятся! Как пять минут назад с куста будут!» — сказал он, пряча деньги в карман. По радио объявили, что поезд Ленинград — Москва отправляется, и только это помешало Сапе продолжить свои купеческие выходки. Он уже нацеливался на шоколадных зайцев, которые испуганно смотрели на него из-за спины продавщицы. Зайцы, должно быть, не хотели уезжать из Бологого.
Когда Саня, прижимая к груди покупки, догнал свой вагон и вскочил в тамбур, проводница посмотрела на него как на чудо.
— Сдурел, паренёк? — ласково спросила проводница. — Совсем сдурел, что ли?
Саня побежал по вагону.
— Что с тобой? — спросила Света.
— Ничего, — ответил Саня. — Давай пить шампанское?
— В поезде? — Света убрала в сумку и шампанское, и торт, и конфеты, а увядшие розы она поставила в стакан с водой, и розы начали потихоньку оправляться — прав оказался восточный товарищ. Солнце опускалось ниже и ниже. Пошли озёра с чёрными горбиками рыбаков. Зимний день короткий. Много рыбы не наловишь. Снег стал голубым.
— Куда мы едем? — загрустила Света. — Зачем мы едем? До меня только сейчас дошло, что всё это ни к чему…
— Мы едем ко мне на дачу, — ответил Саня, удивляясь, как спокойно и обыденно прозвучал его голос. Словно и не мучила его эта мысль предыдущие полчаса.
Света посмотрела на качающиеся в стакане розы.
— Насчёт дачи ты пока ничего не говорил. Это что-то новое…
— Мы затопим печь, — сказал Саня. — Знаешь, как замечательно трещат дрова в нашей печке?
— Я, наверное, не поеду, — сказала Света.
— Почему?
— Не знаю… я… не знаю…
— Что тебя смущает?
— Меня ничего не смущает. Просто мне всё это не нравится, — оказала Света, доставая расчёску.
— Ты причешешься, и тебе всё понравится, — Саня поцеловал Свету, но губы её были сухими, и сама Света даже как будто хотела отвернуться от Сани.
— Брось, — шепнул Саня. — Поздно… Мы прыгнули с вышки…
— Что ты говоришь? С какой вышки?
— Я ведь дурак, — улыбнулся Саня. — И сумасшедший…
— Скажи, эта девушка в красном пальто… Про которую ты мне говорил… Она была такая высокая, черноволосая, да?
— Да, — ответил Саня.
— Она мне приснилась сейчас… Знаешь, что она мне сказала?
Саня пожал плечами:
— Она сказала мне: «Бедная, бедная Света…»
Саня побледнел.
Света засмеялась.
— Эх ты! — вздохнула она. — Ты даже не помнишь, о чём говорил со мной на вокзале. Ты же сам мне всё это рассказал.
— К чёрту девушку в красном пальто, — сказал Саня. — Всё к чёрту! Едем ко мне на дачу…
Света снова вздохнула.
— Зачем я уехала из Ленинграда, бросила подругу… Господи, зачем? Прямо какое-то безумие…
— Если бы мы не поехали на дачу — вот это было бы безумием.
— Ты, наверное, часто ездишь с разными девушками на эту дачу? — раздражённо спросила Света.
— Первый и последний раз в жизни, — ответил Саня.
— Ты хочешь сказать, что ни в кого до меня не влюблялся и не влюбишься?
Саня действительно хотел сказать именно это, но встречный поезд всё заглушил — застучали колёса, в вагоне стало темно, розы в стакане зашевелились, а когда поезда расстались и за окном снова стало чисто и светло, Саня устроился на плече у Светы и проспал таким образом до самого Калинина.
