— Эй! Серый волк! Ты и её хочешь съесть? — закричит Света, но Саня не обернётся. Света вспомнит их комнату на проспекте Вернадского, диван, покрытый пушистым пледом, таблицу Менделеева с двумя неизвестными науке элементами «Саний» и «Светий», вспомнит стеклянную дверь на балкон и голубенькие анютины глазки — уже наверняка засохшие. Света вспомнит, как уезжала от Сани летним вечером, как его родители стояли на улице и смотрели вслед такси, которое увозило её по проспекту Вернадского, вспомнит таксиста, который как-то всё сразу понял и сказал: «Не горюй, дочка! Молодая ещё, сто раз замуж выйдешь!» Вспомнит она всё это, и всё равно захочется Свете догнать Саню в мраморном коридоре метро и оттолкнуть от него девушку в красной шапочке. «Должно быть, в таблице сейчас появился новый элемент, — подумала Света. — Какой-нибудь «Ирий», «Таний» или «Надий»…»
Вечером Света позвонит Сане и спросит, почему же им всё-таки пришлось расстаться.
— Я тебя не выгонял, — ответит Саня. — Ты уехала сама. Когда меня не было дома.
— Но ты так себя вёл, что мне нельзя было оставаться.
— Как я себя вёл?
Света поймёт, что разговаривать с Саней бесполезно.
— У тебя кто-нибудь есть? — спросит она.
— Нет.
— Ты меня ненавидишь? За что?
— Нет.
— Тогда что случилось?
— Всё оказалось не так, как я думал, как мне хотелось…
— И всё? — ужаснётся Света.
— Да.
— Но этого же, наверное, мало…
— Этого оказалось достаточно, чтобы мне стало неинтересно жить…
— Неинтересно? Скучно?
— Да. Скучно.
— А обо мне? Ты подумал обо мне?
— Мне казалось, что ты чувствуешь то же самое…
— Рыдаю, плачу, да?
— Мне очень не нравилось, когда ты плакала. Я ведь никогда на тебя не кричал.
— У меня такое чувство, что сначала я знала одного человека… Как только мы приехали из Ленинграда. А потом… Ты стал совсем другим…
Саня будет долго молчать, и Света повесит трубку. Потом Света пойдёт в гости к Юрке и Ольге и узнает, что они на всё лето уезжают на Север, на Белое море.
Света придёт проводить их, но около самого вагона остановится, спрячется за спины провожающих, потому что рядом с Ольгой и Юркой увидит своего бывшего мужа. А когда поезд тронется, и Саня медленно пойдёт по перрону, и ветер будет нести мимо окурки, бумажки, конфетные обёртки, Света подумает, что подойди она сейчас к Сане — он попросит прощения, скажет, чтобы она возвращалась, в голубых прозрачных глазах его будут стоять слёзы. Света вцепилась в серебристый вокзальный столб и подождала, пока Саня скрылся в метро.
Домой Света поехала на автобусе. Шёл дождь. Она плакала.
…И Саня вернулся домой и пошёл в свою комнату, где над диваном по-прежнему висела таблица Менделеева. Часть кнопок отлетела, и таблица сильно горбатилась. Саня задумался над назначением странного документа под названием «Свидетельство о расторжении брака». Для получения этого документа Сане нужно было заплатить в сберкассу пятьдесят рублей, а потом с квитанцией явиться в загс. Всё это объяснила Сане по телефону весёлым голосом девушка из службы быта.
— Ты страшный человек, — сказала Сане Ольга, когда он стоял рядом с ней и Юркой на перроне. — Ты не желаешь соотносить собственные порывы с реальностью, ты опасен для окружающих… Бедная, бедная Света….
— Мне надоела эта фраза, — ответил Саня. — С порывами покончено… Теперь я мирный путешественник…
— Где же ты путешествуешь? — усмехнулась Ольга.
— По проспекту Вернадского, — ответил Саня. — И я совсем не опасен. Мне доверяют стеречь коляски…
— «По проспекту Вернадского»… — передразнила его Ольга. — Хочешь, познакомлю тебя с одной девушкой — это будет равносильно путешествию через пустыню Гоби….
— Я уже прошёл через пустыню Гоби… — грустно ответил Саня. — А вы даже не заметили…
— Почему? Ты загорел… — сказал Юрка.
— Это на даче.
— Но всё-таки согласись, что ты порядочная сволочь, — сказала Ольга.
— Дело не в этом, — ответил Саня. — Хотя, пожалуйста, считай меня сволочью.
— А в чём дело?
— Просто мы сами себя не знаем, — оказал Саня. — А страдают от этого другие люди.
— Главным образом те, которые имеют несчастье нас любить, да? — Ольга с интересом смотрела на Саню.
— Любовь можно сравнить с водоёмом, — усмехнулся Саня. — Вода до самого горизонта, а глубина по колено… Вот и вся любовь… Но пока в этот проклятый водоём не зайдёшь, какая глубина, не узнаешь…
— Ты стал резонёром… — заметила Ольга.
До отправления поезда оставалось три минуты.
— Рубите деревья, режьте фигуры! — обнял Саня Юрку и Ольгу.
— Ходи в наш двор, поглядывай за гаражом! — попросил Юрка.
— Ищи свой оазис, пустынник! — съязвила Ольга.
— Я теперь чувствую его, как аравийский верблюд… — ответил Саня. — И у меня такое чувство, что я… прошёл мимо…
— Пока, двугорбый! — хлопнул его по плечу Юрка.
Поезд тронулся, и Саня пошёл по перрону, и ветер подталкивал его в спину, и Саня задумался об исполинских архангельских соснах, из которых Ольга намеревалась резать фигуры, о том, как Юрка будет огромным топором валить эти сосны, вытирая пот со лба и играя мускулами, а Ольга будет стоять рядом, и в руках у неё будет резец (или чем там вырезают деревянные фигуры), и она будет ждать, пока дерево не распилят и не повезут на подводе в светлую северную избу, где Ольга будет работать день и ночь (в Архангельской области ночи белые), а Юрка будет ходить но окрестностям, ловить рыбу, глядеть на морского зверя. И придёт Саня к мысли, что это тоже модель семейного счастья, только для него, к сожалению, неподходящая.
С вокзала Саня поехал домой и увидел, что родители и Наташа вернулись с дачи. Они скорбно смотрели на Саню и молчали. А Саня зачем-то отправился в ванную, где долго и яростно мылся, потом растирался полотенцем до тех пор, пока кожа не начала гореть. А выйдя из ванной, Саня во всём чистом уселся за стол и попросил отца достать коньяк. Саня выпил рюмку в гордом одиночестве, и, глядя в окно на летнюю темнеющую улицу, он улыбнулся и вздохнул полной грудью, и в глубине этого вздоха прятался всхлип, совсем как в детстве, когда после наказания или после драки, после истеричных слёз и переживаний приходит этот вздох, означающий, что всё: что-то в жизни уже прошло, а что-то только началось.
1976 г.
Светильник
