большому счету, с этим чувством не знакомы. Опять же - вопрос меры. Но теперь уже с отрицательным значением.
- Зато таким индивидуумам чаще всего удается движение по карьерной лестнице и приобретение материальных благ, - улыбнулась Варя, словно сказанное ею оправдывало существование Вари Истоминой и Сергея Кошкина.
- Это - да, - согласился Сергей Павлович.
- Только ты не подумай, что мне просто хочется выйти замуж, - вдруг совсем по-детски испугалась Варя.
- А что в этом плохого? - вскинул брови Кошкин.
- Мне не хотелось бы стать тенью Елены Андреевны Варламовой.
Кошкин театрально наморщил лоб.
- Всё, даже тень Елены Андреевны принадлежит президенту холдинговой компании и удачливому бизнесмену Владимиру Юрьевичу Рузскому Страшно представить, что будет с тем, кто посягнет хотя бы на тень Елены Андреевны Варламовой!.. Мне же принадлежит только память.
- А я о ней и говорю, - серьезно сказала Варя.
- Наверное, в прошлом можно остановить пулю, хотя и в этом я сегодня сомневаюсь. Но остановить разочарованную женщину... Для этого, по меньшей мере, потребуется энергия, сравнимая с той, которая выбрасывается во вселенский вакуум при рождении новых звезд. А как мы знаем, новые звезды - это взорвавшиеся старые. Я, Варя, взорваться в свое время не смог, а теперь боюсь превратиться в черную дыру.
- Может, попробовать найти двойную звезду?
* * *
Вечером, когда вдвоем с Марченко смотрели по телевизору новости, Кошкин пытался прислушаться к себе. Пытался определить: так ли сильно болит то место в сердце, где жила все эти годы Лена. Стоило подумать, и в душе тоскливо засаднило. Но теперь он воспринимал эту боль по-другому: как осколок после давнишнего ранения, удалить который хирургическим путем невозможно в связи с угрозой для жизненно важных органов. С осколком придется жить. В конце концов, живут же люди.
Другое дело - Варя. Думая о ней, Сергей Павлович покусывал от тревожащей неопределенности губу. Когда-то Лена ругала его за эту глупую привычку, из-за которой на нижней губе у него всегда ютился небольшой шрам. Теперь он останавливался лишь тогда, когда начинал ощущать во рту привкус крови.
Варя... Варя... Новое чувство или взаимная тяга двух пострадавших? Двух израненных, покореженных сердец... В ней есть какой-то тихий, именно тихий, неяркий свет. И Кошкин с содроганием думал о том, что он может к нему прикоснуться. С того дня, когда он впервые увидел Варю в своей лаборатории, он заметил этот свет в ее синих, как утреннее безоблачное небо глазах. Нет, она не потеснила Елену. Она просто прикоснулась к его душе, робко и ненавязчиво, но прикосновение осталось там ждать своего часа. Потому что всякий нормальный мужчина (если только он сознательно не выбрал путь затворничества, стезю монаха) будет до конца жизни искать свою женщину. И если обретет ее, то вместе с ней получит право на вторую жизнь. Совсем другую жизнь.
* * *
Врачебный консилиум пообещал Кошкину, что следующим утром он будет вставать. На ночь даже отключили капельную подпитку. И Сергей Павлович, не дожидаясь благословления из ординаторской, преодолевая сильное головокружение, осторожно сел на кровати, лишь только плеснули в окно мутные волны рассвета. Сел, а потом и встал на ноги. Вдоль стеночки и спящей на дежурном стуле медсестры прогулялся по коридору до лестницы и обратно. Когда вернулся в палату, Михаил Иванович еще лежал лицом к стене. Тихонько лег на свое место, чтобы продолжить размышления о своем незавидном бытии, но мысли путались либо неслись лавиной, не позволяя зацепиться за что-нибудь существенное и важное.
На душе стало тревожно, когда чуткий к любому звуку Марченко не проснулся на добрый, но требовательный окрик медсестры:
- Мальчики, пора вставать, принимать лекарство!
Сестра подошла к кровати Михаила Ивановича и осторожно дотронулась до его плеча, склонилась чуть ниже, переменилась в лице и сначала негромко позвала врача. Потом, выбежав в коридор, крикнула громче:
- Олег Афанасьевич!.. Олег Афанасьевич! Срочно в пятую...
Олег Афанасьевич - встревоженный и одновременно заспанный - уверенно вошел в палату, прикоснулся к
