шее Марченко и, по-кошкински покусывая губы, заключил:
- Уже не срочно. Часа четыре назад... Холодный совсем...
- Ой, Господи, ведь на поправку шел, - всплеснула руками сестра.
- Это старость, - успокоил ее доктор, - умереть во сне не всякому дано. Вечный двигатель еще не придумали, а уж сердце...
Кошкин, который был сейчас слаб не только телом, но и духом, беззвучно плакал, даже не пытаясь скрыть слез. Потом вдруг достал из-под подушки дистанционное управление с никчемной надписью Toshiba.
- Доктор, а если... - начал он.
- В этом случае «если» не бывает, - отрезал Олег Афанасьевич.
Врач собственноручно перевернул тело Михаила Ивановича на спину. Увидев как никогда умиротворенное вселенским покоем лицо старика, Кошкин сунул обратно пульт управления и тяжело вздохнул. Машина времени не нужна там, где нет времени.
Все последующие дни Кошкин жил воспоминаниями. Его первые дни в конструкторском бюро были проникнуты пристальным вниманием и ненавязчивой заботой Михаила Ивановича, который пытался увидеть в каждом своем работнике, особенно молодом, искру Божию.
Задумываясь над связью поколений, над этимологией слова «поколение» и, подобно Марченко, присматриваясь к молодежи, Кошкин находил в этом слове новый смысл. Новому поколению было пока лень... Пока. И оно оставалось покуда «покалением». Покалеченным. С видимой ущербинкой в душе, раной, полученной по наследству от поколений предыдущих.
* * *
Появление Виталика несколько развеяло тяжелые думы Сергея Павловича. В том числе - и о новом поколении. Сын появился в палате через два дня после смерти Марченко. Худой и высокий, в белом свитере и голубых, с модными пепельными подпалинами, джинсах. Зато голубые глаза под коротким ежиком русых волос были чистыми и сияющими. И так легко и приятно было смотреть в них.
В качестве подарков Виталик привез отцу портативный цветной телевизор, который можно было положить во внутренний карман пиджака, и - свою невесту.
Комментируя телевизор, сказал просто:
- Чтоб не скучал.
Комментируя невесту, сказал еще проще:
- Это Элен, можно Лена.
Элен-Лена, которая оказалась француженкой, замешанной на русских эмигрантских кровях, одета была, как и Виталий, в белый свитер и джинсы. Со стороны могло показаться, что это брат и сестра, двойняшки. Различались они только по цвету глаз. У Лены они были желто-зеленого цвета. На русском языке она говорила с легким акцентом, но в данный момент предпочла больше отмалчиваться.
- Лена учится на архитектора, - пополнил личное дело невесты Виталик.
- Прекрасный выбор, - улыбнулся Кошкин.
- А как твой сопромат?
- Как и положено, сопротивляется.
- Ничего, у меня тоже сначала не шел. Это как анатомия у медиков.
- Ты извини, пап, что я сразу не прилетел, там задержка рейсов...
- Я знаю.
- Ты не знаешь, у Владимира Юрьевича это серьезно? Мама так переживает... - спросил и осекся Виталий, закусил по-отцовски губу.
- Серьезно. Ей надо быть с ним. Я уже в порядке. Меня Бог, кажется, простил.
- Пап, ты правда все-таки ее сделал?
