— Ну и чё? Орёл на ней. Старая пуговица. У меня дед монеты старинные собирал, я ими играл. Вот это круто. Там такие монеты были, что за каждую тысячу долларов давали. Отец потом продал их, чтоб на магазин больше денег было. На Большой земле. А тут пуговица...
— Ладно, посмотрел, отдавай, — Тимофей протянул руку.
— Падажди!.. — аж взвизгнул Анальгин. — Дай внимательно смотреть! Почему царская?
— Потому, вот и иду к историкам спросить.
— Откуда взял?
— Да какая тебе разница, Анвар? Отдай, пошли, нас пацаны ждут, — Фильмоскоп попытался остановить приятеля и потянул его за рукав.
— Ну падажди, да. Где взял пуговицу?
— Друг дал. Подарил. — Тимофею начинало всё это не нравиться.
— Ага, пуговица царская, а он тебе просто так дал. Кто?
— Ты его всё равно не знаешь. Давай пуговицу.
— Тимоха, ты чё, в натуре, я же с тобой разговариваю, что я тебе плохого сделал? — вскинулся Анальгин. — Она что — удачу приносит?
— Не знаю, говорю же, к историкам шёл показать.
— Да откуда им знать. Они только учебники свои знают. Ни фига они тебе не скажут, — и затараторил, как гадающая цыганка. — А вдруг она удачу приносит. Это круто, да... Слышь, Тимоха, дай мне на один день, я отцу дам. Он в магазине положит, вдруг прибыль пойдет. А? Дашь? Завтра вечером отдам, а?
— Не могу, эту пуговицу продавать нельзя, только... — и осёкся.
— Да я на один день всего! Проверим, вдруг удачу приносит. Ты богатый станешь, Тимоха. Ну хочешь, я тебе на это время что-нибудь дам?
— Чего ты к этой пуговице привязался? — пытался урезонить друга Фильмоскоп.
— Не понимаешь — молчи! — отрезал Анальгин. — Ты нудный, Толян, как моя зубная боль! У меня у отца в магазине прибыль совсем не идёт. Он талисман покупал, арабскую молитву над входом писал, русскую икону в угол поставил, всё равно прибыль не идёт. Дай попробовать, Тимоха? Я тебя на всю жизнь не забуду, братан будешь, — Анвар упрашивал так, что отказать было уже нельзя.
Тимофей нерешительно переминался с ноги на ногу. Сто раз проклял себя за то, что сунулся в школу, а более за то, что не держал язык за зубами. Анальгин между тем, хитро сверкая тёмными глазами, уже по-братски хлопал его по плечу, предлагая различные блага дружбы и даже скидку в папашином магазине.
— Да не приносит она удачу. Это реликвия, — безнадежно сопротивлялся Тимоха.
— Реликвия-меликвия — проверим! Всё узнаем.
Тимофей собрал всю твердость и решимость в голосе:
— Анвар, если потеряешь или не вернёшь, тебе ни арабская, ни русская молитва не поможет.
— Ты чё, Тимоха, пугать меня не надо. Сказал же — завтра отдам. Придёшь вечером так же в школу. И всё. Если вдруг удача попрёт — я тебе, Тимоха, разрешу в магазине у отца любые видеофильмы выбрать. Мамой клянусь! Ну?..
Пуговица в этот момент уже лежала в кармане Алиева.
Ну, точно анальгин — все мозги обезболил! Эх, квашня ты, Тимоха, и как только эти нерусские всё ценное распознают? Ведь невзрачная пуговица. А поди ж ты... Звериное чутьё у них. И всеми правдами-неправдами любую понравившуюся вещь заимеют. Фильмоскоп-то с ним потому и ходит, что Анальгин у него очки для исправления зрения взял поносить. Неделю уже носит, не отдаёт, думает, зубы болеть перестанут. Правда, кормит Толика дармовыми сладостями, фисташками и прочей ерундой, что у отца в магазине продаётся.
