рассказывайте, я сам на подпольном заводе в Польше из одной бочки и «Наполеон», и «Курвуазье» лил. А в бочке был дешевый бренди. И эта бутылка оттуда же!
- Ну не покупайте, если вам не нравится! - охранник потянул руку к заветной коробке.
- Нет уж, господа, теперь пригласите мне какого-нибудь старшего менеджера, мы с ним об экспертизе поговорим.
Охранник после этих слов побагровел, стало ясно, что в любой момент он может просто снести, растоптать Морошкина, просто размазать его по дорогому мраморному полу. И давно бы уже сделал это, если б не боялся замараться.
- Слышь, - процедил он сквозь зубы, - может, ты всё-таки уйдёшь от греха подальше? Вали по-тихому, а? Очень тебя прошу. У нас тут, блин, не рюмочная, а нервы у моих ребят не железные.
- Ага, угрозы, значит, - спокойно констатировал Алексей, - и нервишки шалят. Не похоже на цепных псов капитализма, неужели церберов плохо дрессируют? Сидеть, лежать, апорт, голос, фас - вот тебе доллар!
После таких слов бульдозеры плотной группой двинулись на Морошкина. Но тот (в момент высшего напряжения) неожиданно вытащил из-за пазухи полиэтиленовый пакет, наполненный недвусмысленной коричневой жижей.
- Стоять! - крикнул он. - Или я вынужден буду применить биологическое оружие.
Охранники притормозили.
- Что за фигня? - кривя лицо, спросил один из них.
- Фекалии из инфекционного отделения второй городской больницы, - подробно и с нескрываемым удовольствием пояснил Морошкин. - И если какая-нибудь тварь посмеет нарушить моё конституционное право на неприкосновенность личности, всё это добро щедрыми брызгами разлетится по данному помещению.
- Ты что, специально в больницу ходил дерьма набрать? - усомнился старший смены.
- Зачем специально, я там работаю... В морге, - с видом победителя уточнил Алексей. - Так что, мальчики, если не хотите замараться, стойте спокойно, я расплачусь и тихо уйду.
- Тьфу, - старший смены разочарованно принял безысходность патовой ситуации, - но если я тебя ещё раз в нашем магазине увижу, я тебя всё, что у тебя в карманах, съесть заставлю...
Едва отойдя от супермаркета, дворовая команда предалась неудержимому хохоту. Ребята, согнувшись пополам, показывали на Морошкина пальцами, сыпали колкостями, повторяли сцены, только что виденные в магазине. Не смеялся только Морошкин, он, судя по всему, обдумывал дальнейший план действий.
В это время к группе подошла скромно одетая женщина, из тех, что часто стоят у дверей лощёных маркетов с протянутой рукой, не дотянув до очередной пенсии.
- Грех, ребята, смеяться над нищими, - сказала она.
Все враз замолчали. А у Морошкина подпрыгнули брови:
- Да вы что, мать, мы же наоборот, мы над буржуями... - он достал из кармана мелочь и несколько купюр. - Вот, возьмите.
У огромного Бганбы даже губы затряслись. Он тоже порылся в карманах и щедро извлёк оттуда сотенную.
- Возьмите, пожалуйста. Это от души, вам нужнее. Мы не смеялись над бедными. Меня мой отец на месте бы прибил, если бы я стал таким человеком, - от волнения у него появился кавказский акцент, которого отродясь не было.
Женщина так и осталась стоять с деньгами в руках, похоже, не поняв, что тут только что происходило. Только прошептала им вслед:
- Храни вас Бог, деточки...
Уже в беседке, когда эффект проведённого мероприятия пошёл на спад, Морошкин, открыв бутылку пива, констатировал:
- Это, ребята, детский лепет. Надо что-нибудь посерьёзнее. Всем - домашнее задание: придумать акт мести капитализму. Любым его проявлениям, всей этой извращенной демократии.
- Ты, Лёха, что,
