вопрос: есть ли в Первоуральске театр? Семенова Л. Н. на этот счет ничего не написала. А без театра Шуруп жить не может, так по крайней мере он говорит. Я его успокаиваю: дескать, если нет театра, то уж клуб есть наверняка.
— Какой там клуб, — пренебрежительно заметила Иванна. — Одно название.
— В маленьком клубе я буду первым человеком, — сказал Сашка.
И лишь когда скорый дал традиционный гудок, Сашка стал серьезным.
— Пропаду я там без вас… — сказал он.
— Оставайся! — схватила его за руку Иванна.
Он улыбнулся и, обняв нас по очереди, расцеловал.
— Я вам напишу, — пообещал Сашка.
Скорый ушел. И в морозном воздухе растаял белый паровозный дым.
Иванна спрятала лицо в пушистый воротник. Я отогнул кончик воротника, но Иванна отвернулась. Тогда я остановился и повернул ее за плечи к себе. В светлых, как небо, глазах Иванны стояли слезы.
— Какой холодный ветер, — сказала она и, высвободившись из моих рук, зашагала к виадуку.
— В пятницу у Игоря день рождения… Придешь? — спросил я, проводив ее до автобусной остановки.
Слез в ее глазах уже не было. Глаза напоминали две синие льдинки.
— Ты видел ее? — спросила она. — Красивая?
— Ты красивее, — совершенно искренне сказал я. — У кого еще такие глаза?
— Ну и пусть, — сказала она. — Пусть целуются…
— Мы ждем тебя в пятницу.
— Приду. А в воскресенье уезжаю к тете в Смоленск. На две недели… В отпуск.
Я живу в комнате один. Все вечера напролет занимаюсь. Весной государственные экзамены. Занимаюсь с удовольствием, никто не мешает, ничто не отвлекает. Когда северный ветер дует в окно, снимаю с Сашкиной койки одеяло и накрываюсь. Под одним не заснешь. Морозы стоят за тридцать градусов. Валька Матрос ухитрился где-то обморозить нос. Теперь ходит с красной лоснящейся дулей.
Пальто зимнее я так и не купил, а в осеннем приходится лихо. Правда, толстый свитер под пиджак надеваю, но все равно, когда шагаешь через виадук, остервеневший ветер пробирает до самой души. Я теперь не останавливаюсь на мосту и не смотрю на паровозы. Не до них. Тридцать градусов да ветер — это штука серьезная. Вот уже три дня детишек в школу не пускают.
Небо над городом хмурое. Оно напоминает огромный матовый колпак, растрескавшийся от мороза. Иногда окруженное красноватой дымкой показывается солнце. Явив миру свой багровый зловещий лик, светило исчезает в одну из стеклянных трещин в небе. Все вокруг стонет, визжит от мороза: снег, расчищенный дворниками, искрящийся асфальт, задубевшие доски под ногами. Паровозный дым не поднимается вверх, а, рассеиваясь, комками ложится на рельсы. В городе стало пустынно: не видно очередей на автобусных остановках, редкие прохожие пролетают мимо окна на третьей скорости.
Я люблю такую серьезную зиму. Побыв полчаса на улице, начинаешь ценить домашнее тепло. Замерзнет палец — подышишь на рукавицу, она тут же становится твердой. Выйдешь ночью из дома и слышишь какой-то тонкий стеклянный звон. Это мороз. У него есть свой голос. Когда такой мороз, то даже далекий звук становится близким и отчетливым. Крякнет на станции маневровый, а тебе кажется, что это совсем рядом, под окном.
Я давно приготовил лыжи, но выбраться за город все еще не решаюсь. Как только мороз станет поменьше, в первое же воскресенье отправлюсь. В тридцати километрах есть станция Артемово. Там сосновый бор и горы с крутыми спусками. Туда многие лыжники уезжают на воскресенье.
Но на лыжах мне не удалось выбраться ни в это, ни в следующее воскресенье. И виноват тут был вовсе не мороз…
После работы все собрались в цехе сборки на предвыборное собрание. В городе началось выдвижение кандидатов в депутаты областного и городского советов.
На возвышении поставили стол, накрыли красной материей. За стол уселись выбранные в президиум, среди них секретарь парткома и знакомый мне инструктор горкома партии, молодой светловолосый парень. Рабочие расположились кто где мог. Некоторые даже взобрались на тендер неотремонтированного паровоза.
Парень в берете, фоторепортер областной газеты, сновал по цеху, выбирая удачную точку для съемки. Парня звали Толик Андреев. Снимки за его подписью каждый день появлялись в газете. На заводе Толик бывал часто. Не проходило недели, чтобы в газете не напечатали портрет нашего слесаря или токаря за работой.
Я на всякий случай встал неподалеку от двери. Народу тысячи три собралось, кончится собрание — застрянешь в цехе, пока все рассосутся. Так что лучше сразу выбрать наилучшую ключевую позицию, чтобы побыстрее выбраться.
Валька Матрос возвышался на автокаре, рядом с ним Дима. Сеня Биркин устроился на одной из деревянных скамеек, что были поставлены перед самым президиумом. К высокому застекленному потолку поднимались клубы табачного дыма.
В толпе мелькнуло аскетическое лицо Лешки Карцева. Я помахал ему, но он не заметил. Лешка иногда заходит к нам. В цехе сборки он освоился, ребята его уважают. Мамонт знает, кого выдвигать. А где же Никанор Иванович? Я обвожу взглядом шевелящуюся и галдящую массу людей, но Ремнева не вижу. Вон в стороне стоят начальники цехов, среди них и Вениамин Тихомиров, а Мамонта не видно. Наш начальник цеха в новом костюме, при галстуке.
Секретарь парткома поднял руку, и голоса постепенно смолкли.
— Собрание, посвященное выдвижению кандидатов в депутаты местных советов, объявляю открытым.
Раздались аплодисменты.
Секретарь сказал о значении выборов, об ответственности будущих депутатов перед народом.
Слово предоставили старейшему рабочему завода Петрову. Он поднялся на трибуну, обвел цех внимательным взглядом, привычно пригладил ежик волос и сказал:
— Предлагаю выдвинуть от нашего завода кандидатом в депутаты областного Совета депутатов трудящихся знатного слесаря-лекальщика Петра Ефимовича Румянцева. Все мы его знаем не первый год, и я думаю, что товарищ Румянцев с честью оправдает наше доверие.
О Румянцеве часто писали в газете, он всегда избирался в президиум, так что этого товарища мы знали.
— Слово имеет секретарь комитета комсомола Сергей Шарапов, — провозгласил секретарь парткома.
На трибуну решительным шагом поднялся Сергей. Откашлялся и начал:
— Я предлагаю от нашего завода выдвинуть кандидатом в депутаты горсовета молодого способного инженера Вениамина Тихомирова…
Секретарь парткома захлопал в ладоши, но Шарапов без паузы продолжал:
— Вениамин Васильевич Тихомиров совсем недавно после института пришел на наш завод, но и за это время он проявил себя с самой лучшей стороны. Во время посевной компании Тихомиров возглавлял комсомольцев, посланных на помощь колхозу. Два месяца назад молодой инженер был назначен начальником арматурного цеха. Его проект реконструкции завода внедряется в жизнь… А знаете ли, товарищи, какую экономию нашему заводу дает этот проект?..
Я видел, как скромно потупился Тихомиров.
Шарапов покинул трибуну, и со своего места поднялся секретарь парткома.
Наверное, он объявил бы митинг закрытым и мы мирно разошлись по домам, но вдруг раздался чей-то взволнованный голос:
— Прошу слова!
К трибуне пробирался пунцовый, взволнованный Дима, который никогда в жизни не выступал. В президиуме задвигались, зашептались, секретарь удивленно смотрел на парнишку. Вениамин оторвал
