здоровья.
— На все воля Божья, — ответствовал священник.
Отцу надо было еще в Москву. Он попросил у сына прощения и сказал, что как только его выпишут, они приедут за ним, чтобы сопроводить домой. Немому в нынешнем мире не так просто. Алексей, прощаясь с родителями, счастливо улыбался, а на следующий день, после того, как они уехали, собрался и, естественно, никому ни говоря ни слова, ушел из госпиталя. Не дождавшись награды...
* * *
— Нет, Лexa, надо обязательно стать генералом! И орден получить! Зачем мы тогда под погоны лезли?
— Курсант Смирнов, ты еще и маленьких звездочек не получил, а уже о больших грезишь.
— Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом!
— Не, Тоха, плох тот солдат, который просто не мечтает.
— Мы, правда, со всеми в мире помирились, точнее — перед всеми разоружились. Смотрите: мы теперь мягкие, пушистые и даже не летаем, чтоб никого не раздражать. Так что вообще не понятно, зачем нам теперь армия. Отца вот уволили... По-тихому...
— Хоть и генерал, — заметил Алексей.
— Хоть и генерал, — согласился Антон.
— А с войной ты не торопись. Сильному напасть на слабого — это искушение. Так что мы сейчас всем своим поведением искушаем агрессоров. И если не на нас самих, то на тех, кто с нами был, они обязательно нападут.
— Ты про Ирак?
— И про Ирак. И про Югославию.
— Да это понятно... Другое не ясно, до каких пор армия в дерьме будет? Где это видано, чтобы солдаты в целях экономии на стрельбах не стреляли, летчики не летали, а танки не ездили...
— Беда в том, Тоха, что для того, чтоб это заметили, нужна война. Я вообще так думаю: как только народ начинает забывать, что такое война, она тут же приходит.
— Метафизика опять?
— Как раз чистой воды прагматика. И еще думаю я, что ордена, о которых ты мечтаешь, отольются большой кровью.
— Ну, любые ордена за кровь дают...
— Ты не понял, Тох, воевать с Россией, даже с тем, что от нее осталось, они не решатся. Они-то прагматики: Наполеона и Гитлера помнят. А вот устроить на нашей территории гражданскую войну, это им по силам, особенно учитывая растущую степень дурости в нашем народе. Ты солдат из роты обеспечения видел?
— Да видел. С такими только в плен сдаваться.
— Вот и жди, когда мы в своем моральном падении пройдем какую-то критическую точку, за которой начнется болевой синдром, заставляющий организм вспомнить, что он живой, пробуждающий волю к сопротивлению.
— Лёх, ты философ. А я думал — без пяти минут лейтенант. Зря, наверное, ты в семинарию не пошел.
— На все воля Божья. Если ты Богу где нужен, то — хочешь не хочешь — там окажешься.
— Ладно, ты не обижайся, я сегодня погрешить намерен.
— Опять к Вике, в самоволку?
— Ну а как еще, товарищ курсант, преодолевать тяготы и лишения воинской службы? Пошли со мной, там с подругой какой-нибудь познакомишься.
— А зачем? Похоть унять?
— Да видел я, как ты в тренажерном зале унимаешь. Все железо переломал.
