собирал плавник для костра, хозяйничали волны. Вокруг валунов, где рыбачил летчик, кипел пенный водоворот. Над озером неслись тяжелые черные тучи, предвещая новый шквал.
Набрав полную грудь воздуха, Анатолий обхватил обеими руками «дипломат» и прыгнул. Его тут же подхватила волна. Следующая ударила в спину и швырнула к берегу. Поток закружил, завертел. Одежда мигом промокла, на пронизывающий удар холода тело немедленно отреагировало пронизывающей болью. За перекатом волнение было тише. Держа сверток перед собой, Давыдов заработал ногами.
В детстве и юности Анатолий часто бывал в Крыму. Мать была потомственной крымчанкой, поэтому обычно в каждый свой отпуск она отправлялась с сыном на Черное море. Он полюбил воду и научился плавать и нырять не хуже местных пацанов. Со временем стал неплохим пловцом. С передышками, отдыхая на воде, мог проплыть километра два. Одним из любимых развлечений Анатолия было купание в шторм. Ему нравилось резвиться в волнах, уклоняясь от их ударов, нырять под водяные горы и оседлывать их вершины. От всего этого он испытывал ощущение дикого восторга. Но сейчас все было иначе. От холода он не чувствовал рук. Ледяная вода плескала в лицо. Ветер хлестал тысячей пронизывающих иголок, сбивал дыхание. Из всех чувств осталось только ощущение холода. Из всех эмоций — жуткий, леденящий душу страх. Капитан приметил большой валун на берегу и плыл к нему. Лебедев с тревогой наблюдал за мелькающим в воде товарищем.
Давыдов ударился коленями о дно и не почувствовал боли. Дождавшись очередной волны, он бросился к берегу, моля Бога о том, чтобы ноги не попали между валунов. На берегу ветер пронизывал до костей. Давыдов, продолжая обнимать свой мешок, сделал несколько шагов и упал. Попытки отвязать тюк долго ни к чему не приводили. Пальцы не слушались, были как чужие. Наконец Давыдов управился с лямкой, поднял тюк и пошел к груде валунов. Тюк он перебросил за камни и пропустил веревку через расщелину. Для проверки прочности ее пришлось обмотать вокруг рук, пальцы отказывались удерживать что-либо. При мысли об обратном пути его охватил запредельный ужас. Но плыть назад необходимо, раненый не может добраться сюда без помощи. Давыдов принялся размахивать руками и бить ладонями по бедрам, пытаясь разогнать кровь. Постепенно к пальцам вернулась чувствительность, и Давыдов снова вошел в эту проклятую воду.
Перебирая веревку, он добрался до самолета. Самым сложным оказалось взобраться по склону и удержаться на перекате. Волны вымывали песок из-под ног, били по телу, стремясь сбросить в пенящуюся круговерть. Возникло новое препятствие: он никак не мог взобраться в самолет. После нескольких неудачных попыток Анатолий повис у люка, злясь на себя за собственное бессилие. Он понимал, что так, держась за веревку, ему не удастся ни отдохнуть для рывка вверх, ни продержаться сколь-нибудь продолжительное время. Лебедев попытался тянуть его одной рукой. Приподнял товарища над водой, но тут же упустил, и Давыдов плюхнулся обратно. С каждой секундой положение обострялось. У капитана снова начали неметь руки. Ног он уже давно не чувствовал. Решение нашел Лебедев. Обмотав веревку вокруг туловища, он съехал по наклонному полу вниз. Более легкий Давыдов, как вытянутая за леску рыба, взлетел вверх. Тяжело дыша и трясясь от холода, он перевалился внутрь и подполз к товарищу. В самолете ему показалось теплее. Сюда ветер добраться не мог. Лебедев помог капитану снять одежду и принялся растирать его мешковиной.
— Ты прям морж, — пошутил он невесело.
— Сейчас обратно дернем.
— Погоди-ка, — Лебедев протянул Анатолию бутылку, на дне еще оставалось на полпальца спирта. — На-ка глотни, согрейся.
— Сам грейся, тебе предстоит такое же.
— Пей ты, тебе меня тащить. Я сейчас далеко не уплыву.
Давыдов не стал спорить и проглотил жидкость, даже не почувствовав градусов. Самолет вздрогнул и накренился на левое крыло. Стихия стремилась довершить начатое. Давыдов пробрался по салону к мешкам. Кряхтя, напялил на себя сухой комплект формы. Привязал товарища к футляру и задумался.
— Ты чего, пошли, — торопил его Лебедев. — Пока эта подводная лодка совсем не затонула.
— Подождем, там на берегу еще хуже. Надо еще кое-чего взять.
Давыдов стал отбирать сухие вещи и увязывать их в новый тюк. Для герметичности он вложил несколько мешков один в другой. Набив мешок зимним и летним обмундированием, бросил туда же несколько пар обуви своего размера.
— У тебя какой номер?
— Сорок три.
Давыдов забросил в мешок еще несколько пар ботинок. Выловил из воды свою фуражку и, усмехнувшись, положил ее сверху. Потом отвязал веревку от люка и перетянул ею горловину мешка. Оглянувшись — не забыл ли чего — кивнул товарищу.
— Теперь пошли.
Мешок с барахлом они оставили у люка и прыгнули в воду. Плавучесть у футляра оказалась не хуже, чем у спасательного крута. Цепляясь за веревку, Давыдов погреб к берегу, буксируя летчика за собой. Второй заплыв показался легче. Добравшись до берега и вытащив товарища, он чувствовал себя совсем неплохо. Главным образом оттого, что оба были на берегу и оба были живы. Освободив Лебедева от лямок футляра, Анатолий потянул веревку. Тюк вывалился из отверстия люка, и волны понесли его к берегу. Вдвоем они выволокли мешок из воды и потащили вверх по склону. Там ветер был еще сильнее. Укрылись за дюной. Но ветер поднимал песок и больно хлестал им по лицу. Друзья стали стаскивать с себя мокрую одежду. Переодевшись во все сухое, Давыдов сходил за «дипломатом», соорудил из него и футляра подобие кресла и усадил на него Лебедева. Потом решил построить шалаш. Приволок пеналы с ракетами и четыре штуки поставил вертикально. Получилось четыре столба. Срубил несколько елочек. Из них сделал каркас крыши и накрыл это убогое строение мешковиной. Скат получился пологим, и он набросал поверх брезента еловых лап. Внутрь сооружения он втащил пятый пенал и, сложив на него оставшееся барахло, помог раненому перебраться на импровизированную кровать. Для себя Анатолий устроил сиденье из футляра и «дипломата». Щели в стенах завесил мокрой одеждой и отправился на берег.
Самолет совсем сполз с косы. Люк уже не был виден. Над водой торчали только хвост, крыша и лопасти одного из моторов. Волны вымывали из чрева машины оставшийся груз. На поверхности бухты там и сям виднелись коробки, банки и мешки.
По воде расплывалось масляно-радужное пятно керосина. Начался мелкий дождик. Пытаться разжечь костер нечего было и думать. На всем берегу ни одной сухой щепки. Давыдов застегнул «молнию» комбинезона, забрался в хижину и, навалив на себя сразу три меховые куртки, попытался заснуть.
Глава 19.
ДРАГУНСКИЙ ИДЕТ ПО СЛЕДУ.
Как только стало известно о том, что обнаружен пропавший самолет, «зверскую группу» в полном составе вызвали на службу. Сведения о нем были далеко не полными. Пилот «Ан-26» не знал, находится ли «Акинак» на борту. Говорил только, что есть жертвы среди экипажа и пассажиров. Нужно было срочно вылетать на место аварии вместе со спасателями. Несмотря на спешку, Воробьев все-таки успел предупредить Драгунского о своем отъезде и велел не проявлять излишней инициативы. Дежурная машина доставила следователей прямо на аэродром, где уже грел двигатели транспортник, выделенный окружным начальством. В салон набилась уйма народу: вооруженцы, врачи, офицеры службы безопасности полетов. Самолет пробежал по бетонке и тяжело прыгнул в темноту. Сразу началась болтанка. Надвигался грозовой фронт, и «добро» на полет начальство дало только ввиду исключительности ситуации. На полосу аэродрома в Лодейном Поле, где их ждали вертолеты, садились уже при первых каплях дождя. Когда самолет подрулил к диспетчерской, хлынул ливень. Люди бросились под крышу. Погода испортилась надолго, и все полеты строго-настрого были запрещены. Медведев с досады матерился.
— Теперь ни на место аварии, ни домой не добраться, — бурчал Зубров.
Поговорив с диспетчером, пришел Воробьев.
— И когда это светопреставление кончится?
— Грозят, что дня через три. Обещали вылет при первой возможности.
Через час прибывший на автобусе дежурный по части отвез всех гостей в гарнизонную гостиницу.
Лейтенант Драгунский впервые оказался предоставлен самому себе. До этого ему приходилось бегать по поручениям Воробьева, собирать интересующую начальника информацию и
