– Ладно, не выяснили сегодня, выясним завтра, – завершил он разговор. – Говорю же – у меня много времени.
Он был уверен, что прекратил допрос только потому, что у него разболелась голова. И мое требование прозвучало очень кстати…
Я знал, что мы с Борей были арестованы СБУ, но никакого обвинения нам до сих пор не предъявили, хотя заканчивался уже третий день нашего заключения. Тюрьма, в которую нас поместили, судя по всему, занимала подземный этаж какого-то большого здания. Те немногие ее помещения, которые мне довелось увидеть – моя камера, коридор с выходящими в него стальными дверями и комната для допросов, – были оснащены устройствами видеонаблюдения. Не сомневался я и в том, что кроме видео– велась и аудиозапись. Поэтому я даже не пытался, надавив на кого-нибудь из конвоиров, безликих мордоворотов в камуфляже без знаков различия, выяснить что-либо о местонахождении моего узилища. Теперь мне надо было воспользоваться неожиданно обретенным телефоном, каким-то образом обманув подслушивающую и подсматривающую технику.
Дверь камеры захлопнулась за мной с отвратительным лязгом. Я уселся на койку и стал дожидаться момента, когда можно будет забраться под серое байковое одеяло с простыней почти такого же цвета. Вчера я попытался проделать это до отбоя, но через несколько минут открылось окошко-кормушка, и чей-то скрипучий и невероятно противный голос произнес:
– Встать! До отбоя лэгать заборонэно!
А я-то всегда считал, что украинская речь отличается особой мелодичностью. Наверное, все зависит от смысла произнесенных слов…
Наконец погасла одна из двух горящих в зарешеченном плафоне лампочек, что возвещало наступление долгожданного отбоя. Я быстро разделся и лег в кровать. Телефон уже лежал под подушкой. Но спешить было нельзя. Я долго вертелся, изображая бессонницу, прикрывал рукой глаза, как будто мне мешал заснуть тусклый свет лампочки-сороковки. Потом пробормотал недовольно:
– Вот суки, хоть бы ночью свет выключали! Поспать не дают! – и накрылся одеялом с головой.
Незаметным движением вытащил трубку из-под подушки и на ощупь набрал номер Павла, который в мое и Борино отсутствие оставался старшим в группе. Ответ последовал после первого же гудка.
– Володя, где ты пропал? – услышал я голос Павла. – Забухал, что ли? Мы тут с ребятами такие завязки нашли – пальчики оближешь. Если срастется, бабки срубим немереные. Три рубля на рубль вложений…
Заинтересованные лица могли подслушивать нас сколько угодно.
Павел трещал не умолкая, я едва успевал расшифровывать заложенную в трепотне информацию.
Вот что я услышал между слов. Павел, Мишка и Митя-Мустафа, укрывшись в лесопарке, наблюдали за зданием института с трех точек. Появление автобусов, битком набитых вооруженными спецназовцами, они заметили одновременно и были крайне удивлены, что не почувствовали ни малейшего признака опасности. Хотя в подобных случаях обычно предвидели ее минимум за час до событий. У меня иногда получалось почуять неприятность за несколько суток. А тут – ни у кого из нас никаких признаков предчувствия. Что случилось с нами?
Спецназовцы уже стремительно втягивались в здание, когда Митя-Мустафа услышал звон и увидел, как одно из окон второго этажа рассыпалось на куски. Сразу сообразив, что произошло, он определил направление выстрела и бросился в погоню за снайпером. Митя почти уже догнал его, когда тот вдруг остановился, обернулся и вытянул перед собой руки. Митя будто налетел с размаха на кирпичную стену и потерял сознание, что случилось с ним впервые в жизни. А когда поднялся с земли, чувствуя себя так, будто его переехали танком, рядом никого не было. И еще одна странность – из его памяти полностью стерлось лицо снайпера, хотя видел его с расстояния в два метра.
Пока Митя-Мустафа гонялся за убийцей, Павел и Мишка наблюдали, как из здания, пригнув лицами к самому асфальту, выводили нас с Борей. Парни скрипели зубами, но не могли ничего поделать, потому что противников было слишком много и любая попытка освободить нас неминуемо кончилась бы для них захватом или, того хуже, пулей в лоб.
По приказу Павла Мишка бросился к оставленному недалеко от института «Лексусу» и проследил за увозящим нас автобусом. Но сделать это смог только до металлических ворот в глухом кирпичном заборе, на каждой створке которых красовалось изображение трезубца. Рядом с воротами был устроен контрольно- пропускной пункт.
Остановившись в отдалении, Мишка дождался, когда из КПП выйдет подходящий объект. Ждать пришлось недолго. Когда верзила в камуфляже с лейтенантскими погонами поравнялся с машиной, Мишка вежливо остановил его и через минуту знал, что за забором расположен учебно-тренировочный центр спецназа, а подвальное помещение штаба занимает следственный отдел беспэки. Вот и сейчас ребята из группы захвата привезли двоих москалей, которых сразу отвели вниз…
Павел в это время наблюдал за зданием института в надежде узнать, что тут произошло. Изображая из себя праздного зеваку, он прогулочным шагом подошел поближе и вдруг почувствовал присутствие врага. Врага очень сильного, потому что у Павла заломило в висках чуть ли не до потери сознания. Совладать с ним в одиночку у Павла не было ни малейшего шанса, и он отступил на несколько шагов. И тут произошло то, чего он меньше всего ожидал. Враг исчез. Не удалился, а именно исчез. Мгновенно. Только что был здесь, в здании, и вдруг его не стало, будто он переместился в иное измерение.
Павел стоял и массировал виски, когда дверь открылась и на крыльцо вышел черноволосый мужчина с крупным носом, из тех, что называют шнобелем. Павел напряг свои чувства, но не разглядел в нем ни малейшего признака врага. Это немного даже удивило его, потому что такие абсолютно «чистые» люди встречаются очень редко. Мужчина сел в подъехавшую легковую машину и уехал.
Павел связался с Мишкой, узнал, где тот находится, и вместе с очухавшимся к тому времени Митей- Мустафой на оставленных нами «Жигулях» они поехали к тренировочной базе спецназовцев. Двое суток они дежурили в машине, наблюдая за КПП. Отличать следователей из беспэки от спецназовцев оказалось несложно, и на исходе второго дня им удалось определить того, кому было поручено вести наше с Борей дело. Остальное было делом техники…
Выслушав Павла, я, стараясь говорить как можно тише, чтобы мой голос не был услышан любопытными наблюдателями, спросил, поставил ли он в известность командира? Конечно, поставил, но тот выдал какие- то странные распоряжения. Сказал, чтобы они не предпринимали никаких действий. Мол, руководство Службы в курсе и делает все для нашего освобождения. Но что-то в голосе Радзивилла и выражении лица не понравилось моим парням. Казалось, что старик пытается что-то добавить к сказанному, но у него не получается. И они, посовещавшись, решили обойтись своими силами. Как раз сейчас они занимались разработкой плана нашего освобождения.
Я моментально оценил ситуацию и понял – Павел прав. Вокруг нашего расследования с самого начала происходит что-то непонятное, и даже командир, в надежности которого мы никогда не сомневались, стал не похож сам на себя.
Я посетовал на отсутствие связи с Борей, самой светлой головой нашей пятерки, и был очень обрадован – оказывается, ему тоже переправили трубку. Он позвонил несколько часов назад и предложил довольно интересный план побега…
Глава 7. Мы снова на свободе, но проблем меньше не становится
– Продолжим?
Сегодня следователь был сама доброжелательность. Никто не надевал на меня наручников, прапорщика-костолома он отправил в коридор сразу после того, как я занял место за столом, настольная лампа была направлена не мне в глаза, а освещала разложенные на столе бумаги, создавая уютный полумрак, если понятие «уют» вообще можно употреблять применительно к тюрьме.
– Продолжим, – кивнул я. Будто он нуждался в моем согласии…
– Итак, вчера мы остановились на том, что ни на одном из пограничных переходов страны не зафиксировано пересечение вами границы…
– Ну вот, опять! – простонал я. – Теперь я виноват в том, что ваши пограничники ловят мух на службе?
– Попрошу не клеветать на наших пограничников. – Следователь повысил голос, но я слегка нажал на него, и он вернулся к прежнему нудному тону. Сегодня он нужен был мне в спокойном состоянии. – Они как раз достойно исполняют свои обязанности. Можно даже сказать – доблестно! А вот вы напрасно пытаетесь
