чтобы он понизился хоть на несколько сантиметров. Как ни разу и не поднялся до уровня каменного пола.
Более бессмысленную работу трудно было придумать, и где-то после сотой ходки с ведрами начинало казаться, что ты находишься в каком-то заколдованном мире, где полностью отсутствуют причины и следствия, а есть лишь кто-то, следящий за тобой с холодным любопытством и терпеливо ожидающий, когда, наконец, ты полностью превратишься в тупую нерассуждающую скотину. Но стоило кому-то из нас возмутиться, как начальник гауптвахты, майор с добродушным круглым лицом, сразу объявлял умнику пять суток дополнительного срока – максимум, что позволял ему устав.
Можно было бы рассказать много интересных случаев из жизни «губарей», смешных и трагических, но тогда бы получилась совсем другая история. А моя задача – поведать, как однажды я вместо «губы» попал в Школу.
В те дни при нашем полку связи, квартировавшем тут же, в крепости, проводились соревнования по радиоспорту. Неожиданно выяснилось, что я не только быстрее всех радиотелеграфистов пятой гвардейской танковой армии, в состав которой входил наш сороковой отдельный, ордена Богдана Хмельницкого Корсунский полк связи, отстукивал ключом и принимал на слух морзянку, но и самым первым находил цель по карте и компасу в соревнованиях по спортивному ориентированию. Награждение победителей было назначено на следующий день, и, воспользовавшись временной свободой, я не раздумывая сорвался в самоволку.
Патруль, которому я бездарно попался в районе городского рынка, доставил меня на гауптвахту. Но камера для временно задержанных оказалась переполненной (это был день выдачи военным денежного довольствия), а я был совершенно трезв, поэтому начальник гауптвахты приказал патрулю отвести меня на ночь в часть, а утром доставить обратно.
– Не мог хотя бы награждения дождаться! – с досадой сказал мой командир взвода, бывший всего двумя годами старше меня, ведя меня после завтрака на гауптвахту. – Да еще летунам попался! Ты хоть знаешь, что с команды сняли все твои очки?
– Все равно первое место нашему полку обеспечено, даже без моих очков. А я как-нибудь и без грамоты обойдусь! – легкомысленно ответил я. Вот то, что меня отловил патруль из авиационного полка, действительно было непростительным промахом.
– Да что мне с этого толку! – махнул рукой лейтенант. – Мог быть чемпион соединения из моего взвода, а вместо этого теперь наверняка звание задержат. Засранец ты, вот что я тебе скажу…
Наш непринужденный разговор прервал запыхавшийся солдат-посыльный из штаба полка. Громко топоча растоптанными кирзачами, он догнал нас, приложил руку к пилотке и, выпучив от усердия глаза, гаркнул:
– Товарищ лейтенант, приказано доставить рядового Кубанского к начальнику штаба!
Не знаю, кем представился нашему лощеному и высокомерному начштаба моложавый майор с общевойсковыми эмблемами, но когда он попросил подполковника оставить нас одних, тот быстро-быстро закивал, бросил на меня злой взгляд и моментально ретировался из собственного кабинета. Майор занял его место за столом, указал мне стул напротив и без всяких предисловий задал вопрос, который решил всю мою дальнейшую судьбу:
– Ну что, военный, хочешь на досрочный дембель?
«Нашел о чем спрашивать!» – подумал я с захолонувшим сердцем. Какой дурак ответит отрицательно, когда служить еще восемь месяцев, а репутация уже подмочена до предела… На губах майора играла легкая улыбка, но холодные серые глаза говорили, что он не собирается шутить. Почему-то я подумал, что его визит как-то связан с занятым мною и тут же отнятым первым местом в соревновании…
– Точнее, – продолжил он, не обращая внимания на мое замешательство, – я предлагаю тебе новую Службу. – Это слово прозвучало у него именно так, с большой буквы. – Такую, о которой другие могут только мечтать. Если примешь мое предложение, то никогда в жизни не пожалеешь об этом. А если Служба тебе не понравится или ты по каким-то причинам не подойдешь нам, то мы всегда можем расстаться без каких-либо осложнений для тебя. Но сначала тебе придется пройти курс обучения в Школе.
Тут я почувствовал одновременно гордость и жестокое разочарование. Меня, именно меня кто-то выделил из массы и предлагает обучение в школе КГБ (а где же еще?), куда не смог попасть тот сержант, которого я уже упоминал! Но, наверное, майор просто не знал про мои художества и нарушения дисциплины. Кроме того, на запястье левой руки у меня была нанесена корявая татуировка «Галя» – имя одноклассницы, которая даже не подозревала о моем тайном воздыхании. Наколол я ее, подчиняясь глупому поветрию, занесенному в наш двор вернувшимся из колонии Валеркой Богдановым. Потом я испугался родительского гнева и стал всеми способами избавляться от наколки. Я травил ее уксусной эссенцией, скреб бритвенным лезвием, но в результате она стала еще заметнее. Потом в какой-то книге я прочитал, что люди, имеющие татуировки и другие особые приметы, не имеют никаких шансов попасть в чекисты. Если бы майор знал обо всех моих недостатках, ему и в голову не пришло бы…
– Я все знаю про тебя. – Майор будто прочитал мои мысли. – Но я не из госбезопасности. Это нечто другое. Совсем другой уровень.
«Вот это да! Какие же у них критерии отбора?» – мелькнуло у меня в голове.
– У нас свои критерии отбора, – произнес майор, и я понял, что соглашусь на все его предложения.
– Меня зовут Петр Станиславович Радзивилл, – сказал майор. – А ты будешь обращаться ко мне – командир. Просто командир. Ты меня понял?
– Так точно, товарищ командир! – гаркнул я во весь голос.
– Ни черта ты не понял, – поморщился майор. – Повтори!
– Понял, командир! – проявил я сообразительность, чем вызвал его одобрительную улыбку.
Потом пошли сплошные чудеса. Машина с номерами штаба армии отвезла нас на военный аэродром, где на взлетной полосе уже дожидался транспортный самолет с заведенными двигателями. Самое удивительное, что мы с майором оказались его единственными пассажирами. Как только самолет поднялся в воздух, новый командир достал из шикарного кожаного чемодана гражданскую одежду и протянул мне:
– Переодевайся!
Пока я смущался, он сбросил с себя офицерскую форму и надел франтоватый костюм с белой рубашкой и галстуком с замысловатым узором. Мундир он без всякого почтения бросил на пол. Я последовал его примеру и оказался одет в темные брюки из немнущейся ткани, бежевый джемпер, модную синтетическую куртку и импортные югославские туфли, о которых на гражданке мог только мечтать. Я хотел расспросить майора подробнее о том, что предстоит мне впереди, но он ушел в кабину к летчикам и не появлялся до самого конца полета, который длился около двух часов. Точнее определить время я не мог, потому что мои часы еще в прошлом году забрал себе в подарок уходящий на дембель ефрейтор. Товарищ ефрейтор.
Я летел на самолете впервые в жизни и намертво прилип к иллюминатору. На подлете к аэродрому мы долго кружили над огромным городом, которому не было видно конца и края. Судя по времени, что мы находились в воздухе, и размерам города, это была Москва. Около трапа нас ждала блестящая свежим лаком белая «Волга». Как только мы с командиром сели на заднее сиденье, водитель с невыразительным лицом лихо сорвал машину с места. Выехав с аэродрома, названия которого никто не счел нужным сообщить мне, он погнал «Волгу» по шоссе с такой скоростью, что я едва успевал замечать мелькание километровых столбиков. Потом мы свернули на узкую лесную дорогу, но скорости водитель не снизил, и у меня появилась неприятная мысль: если вдруг из-за поворота появится встречная машина, успеет ли он разминуться с ней? Но, к счастью, дорога была пустынной.
Лес кончился неожиданно. Могучие сосны расступились, и в этот момент у меня на долю секунды закружилась голова, и я даже прикрыл глаза. А когда открыл, то увидел справа гладь озера, и впереди, на возвышении, открылся дворец из сказки. Трехэтажный дворец с классическими колоннами, широкой лестницей и мраморными львами по обе ее стороны. Моя нижняя челюсть отвисла до пупа, потому что увиденное совсем не было похоже на учебное заведение пусть даже самой засекреченной тайной службы. Скорее, дворец напоминал санаторий из сказочного фильма «Старик Хоттабыч», разве что вместо моря перед ним лежало озеро.
Мы с майором вошли в просторный холл, в котором не оказалось ни одного человека, чего я совсем уж не ожидал от такой серьезной конторы, которой рисовалась в моем воображении таинственная Служба. По
