существовании которых он никогда не подозревал. Но, пребывая в шоке от происшедшего, ничего этого Сергей не сделал.
Оцепление вокруг места катастрофы на сибирской буровой еще не сняли, но исследовательские работы уже заканчивались. Наверное, только благодаря этому никто не пострадал в то утро. Рабочие под руководством ученых укладывали в ящики образцы грунтов и паковали аппаратуру, когда земля под ногами часто завибрировала, раздался гул, от которого у людей заболели уши, и в центре круга оплавленной породы из-под земли взметнулся клуб ослепительного и невероятно жаркого пламени. Те палатки, что стояли поближе, вспыхнули и сгорели в несколько секунд. На многих людях стала тлеть одежда, почти всем припалило волосы и бороды. Этим, да еще несколькими незначительными ожогами ограничился ущерб, который успел нанести человечеству Иван Матвеевич Фотиев.
Начальник экспедиции сообщил о происшествии в Москву, но оттуда неожиданно поступило распоряжение срочно свернуть незавершенные работы и эвакуировать лагерь. Вертолеты прислали в тот же день. А в Москве участники экспедиции прошли собеседование, после которого напрочь забыли все, что видели в Сибири.
Старый служитель кладбища, которого окрестные жители знали как дедушку Бахтияра, сидел на камне около древнего склепа и ждал. Он научился ждать, потому что провел за этим занятием большую часть жизни. Давным-давно, так давно, что Бахтияр перестал считать не только годы, но и века, отец привел его, тогда еще совсем молоденького паренька, к старому Фархаду, о чем-то поговорил с ним, низко поклонился и ушел навсегда. С тех пор Бахтияр не покидал территории кладбища. Фархад открыл ему его предназначение и обучил всему, что знал сам. Полвека они несли службу на кладбище вместе, а потом Фархад тихо угас. Бахтияр похоронил его тут же и остался один.
Человек посторонний мог бы ужаснуться однообразием и монотонностью его жизни, полностью лишенной перспектив. Но Бахтияр, как и все его предшественники, был философом и ни разу не пожалел о своей судьбе. Имея доступ не только к сокровищнице древних знаний, но и к достижениям самых выдающихся умов человечества, он разрабатывал поразительные философские концепции и был счастлив этим. Не беда, что его достижения были скрыты от мира и потому не получали человеческого признания. Он мыслил категориями веков и тысячелетий и знал, что его труды, запечатленные в вечности, не пропадут даром.
К обязанностям стража входа Бахтияр относился как к священному долгу. Были они необременительны. Посвященные в тайну, имеющие право войти в подземелье, появлялись редко. За всю свою жизнь он знал только двоих — Гермогена и Иоанна. Но иногда появлялись люди, про которых Бахтияр не знал ничего, кроме того, что им не только нельзя, но и невозможно препятствовать. Проходили они самостоятельно, не обращаясь к стражу. Фархад даже советовал при их появлении закрывать глаза и прятаться в сторожке. И никогда никому не рассказывать об их существовании. Они отличались от всех людей, виденных когда-либо Бахтияром, было в них что-то непостижимое и загадочное. Самое странное было то, что, войдя в подземелье, они никогда не возвращались. А иногда уже другие люди выходили из подземелья и бесследно исчезали в пустыне. После этого он замечал в небе непонятные предметы, то неподвижно висевшие, то проносившиеся с огромной скоростью.
Конечно, никто не запрещал Бахтияру думать, и он сделал кое-какие выводы, касающиеся этих странных людей, но держал их при себе. Сейчас же голова его была занята совсем другими мыслями. Старик не мог простить себе допущенной ошибки. Как он умудрился пропустить в святая святых человека, задумавшего такое ужасное дело? Но, с другой стороны, он просто не мог представить, чтобы кто-то из людей духа перешел на сторону врага рода человеческого и затеял нечто подобное. Поэтому случившееся было для него полной неожиданностью. И все равно, он страж и поставлен здесь именно для того, чтобы предотвратить проникновение злонамеренных лиц, поэтому зря ищет себе оправдание.
От этих мыслей его оторвало появление на дорожке, ведущей к склепу, женской фигуры, что было почти невероятно в этот предутренний час. Когда женщина подошла ближе, Бахтияр по лицу и еще кое- каким, понятным лишь ему признакам понял, что это дочь человека, которого он недавно пропустил в подземелье. Была она совсем молода, почти девчонка, но, тем не менее, в ней чувствовалась огромная мощь, может быть не меньшая, чем у отца, а уж его силу страж оценил, как никогда не виданную им доселе. И главное, он сразу вспомнил пророчество из сокровищницы древних знаний. В нем ясно говорилось, что может последовать за рождением у выдающегося человека духа дочери с такими задатками…
20
Жуковский вышел из склепа с первыми лучами поднимающегося солнца. Автобус стоял около сторожки на въезде, там же в напряженном ожидании находились все члены группы. Смотритель никого из них не пустил на территорию кладбища, сделав исключение лишь для Насти, с которой долго о чем-то разговаривал.
Вид у Сергея был изможденный, лицо бледное как мел. Поэтому никто не стал задавать ему вопросов, лишь Захар спросил приглушенно:
— Как это было?
Не произнеся ни слова, Сергей открыл перед ним картину случившегося. Захар опустил голову, отошел далеко в сторону и опустился на колени, повернув лицо к встающему над горизонтом солнцу. Кто знает, что вспоминал сейчас этот удивительный человек? Безмятежное ли детство, когда они с Иваном были неразлучными братьями и не подозревали, что готовит им судьба? Или слияние душ, когда они вместе спасали Русь от духовной чумы Смутного времени? А может быть, он молился, прося Создателя помиловать душу его непутевого брата? Никому не дано было это узнать. Через несколько минут Захар поднялся, отряхнул песок с колен и вернулся к остальным. Это опять был решительный и уверенный в себе предводитель.
— Нужно ехать, у нас еще много дел, — сказал он, обращаясь в основном к Жуковскому. — Слишком далеко расползлась зараза, выкорчевывать ее надо с корнем. В Москве работа уже идет, а нам придется заняться выродками. Думаю, в Испании мы справимся втроем — ты, я и Степан, а остальные пусть летят домой, там им хватит работы.
Никто не стал возражать против этого предложения, даже Настя, которая, конечно, предпочла бы отправиться с отцом. Но она поняла, что будет там лишней, и промолчала. Все стали грузиться в автобус, только Жуковский подошел к бесстрастно стоявшему Бахтияру и сказал ему по-английски:
— Не переживай, старина! В том, что случилось, нет твоей вины. И о преемнике тебе рано думать, этим ты займешься не раньше чем через сотню лет.
Чтобы старик не принял эти слова за простое утешение, Сергей приоткрыл перед ним свои мысли. Поняв, что Жуковский говорит искренне, Бахтияр крепко обнял его и прошептал:
— Спасибо тебе, парень! Я никогда не забуду этого. И хочу дать тебе один совет: береги дочь! У нее великое будущее, и, пока она молода и не осознала еще свое предназначение, многие будут бороться за влияние на нее.
— Что еще за предназначение? — спросил ошарашенный Сергей, но старик повернулся и зашагал по дорожке в глубь кладбища, дав тем самым понять, что больше не скажет ни слова.
Бойцов занял место за рулем автобуса, потому что водителя, так и не пришедшего в себя, увезли с собой египетские полицейские, и хотел уже завести двигатель, но Сергей остановил его, попросив повременить с отъездом. Став около передней двери, он обратился к своим спутникам:
— Может быть, то, что я скажу, кого-то из вас обидит, но вы все равно должны знать это. Сейчас мы начнем стирать память о запретных знаниях у всех, кто к ним прикоснулся. Они должны забыть само это понятие — «звездное пламя». Но будем смотреть правде в глаза: нам эти знания тоже достались не по праву. Теперь, когда Фотиева больше нет, только один из нас может владеть ими. Но не думайте, что это удовольствие. Нет, это огромная ответственность и не меньшая нагрузка.
— Все это понятно, — перебил его полулежащий на сиденье перебинтованный Георгий, — но почему
