– Потому что только я могу тебя защитить. Мир жестокий, вокруг столько хищников, и все зубами клацают, все хотят тебя съесть. Терехи нет, он тебе не поможет, так что вся надежда на меня.
– Диму арестовали, он в тюрьме.
– Еще не в тюрьме, – покачал головой Барабас. – Пока только в изоляторе. А может, его еще до тюрьмы выпустят. Так иногда бывает, если адвокаты хорошие. Выйдет он на волю, вернется к тебе и скажет: давай, дорогая моя, домой, к маме поезжай. Мы, скажет, кровью эти богатства создавали, а ты на тепленьком сидела и задарма все получала. И Тереха, скажет, кончился, и время его тоже кончилось. И твое время тоже, скажет, прошло. Выгонит он тебя из дома, и некому будет за тебя заступиться.
– А ты? – затравленно посмотрела на него девушка.
– А что я? Тут все по понятиям. Братва действительно головой своей рисковала, чтобы Тереха дом этот мог поднять; теперь она права на этот дом имеет.
– Но по документам это мой дом, – жалко пробормотала она.
– Документы – это бумажка. На любой документ можно другой найти. Приставят тебе ствол к голове, дадут ручку, бумагу, подписывай, скажут, а то дырку сделаем. И сделают, если дом не отпишешь. Говорю же, мир очень жестокий.
Мила сама потянулась к бутылке, выпила, не дожидаясь его. И он повторил, но в более размеренном темпе.
– Так что тебе выбирать придется: или Дима, или я.
– А Череп?
– Что Череп? – удивленно повел бровью Барабас.
– Ну, он вместо Эдика будет.
Архар ездил к Валере в лагерь, говорил с ним, и тот согласился взять под себя Промышленный район, уступив свою часть в Западном округе. Да и Килотонна готов был подвинуться. Только непонятно, откуда Мила обо всем этом знает.
– Кто тебе такое сказал?
– Дима, – нехотя, но все же ответила она.
– Зачем он тебе это сказал? – взглядом надавил на нее Барабас.
– Не мне он сказал, а Потапову, – стушевалась она.
– Зачем?
– Не знаю…
– А если знаешь? Я ведь все равно выясню! – свирепо сузил он глаза. – А ты потом крайней можешь стать! Знаешь, что это значит?
Он умел давить на психику, и Мила испугалась не на шутку.
– Он сказал, что это ты мог заказать Эдика, – беспомощно пролепетала она.
– Вот козел! – вскипел Барабас.
– Но я же здесь ни при чем? – едва живая от страха, спросила она. – Что слышала, то и сказала…
Мила взяла бутылку, но сначала угодливо налила ему и только затем плеснула себе. Правда, ждать, когда он поднимет бокал, не стала, выпила без него. Жадно выпила.
– Твоя взяла, – криво усмехнулся Барабас. – Не будешь ты выбирать между мной и этим козлом. Только я один останусь. Ты меня слышишь?
Он пристально, с кривой ухмылкой посмотрел на нее.
– Да, слышу, – вынырнула Мила из глубины своих смятенных мыслей.
– Только я один. Только меня ты и сможешь выбрать. Как тебе такая перспектива?
– Э-э… Я не знаю…
– Если не знаешь, значит, тебе нужно подумать. А коньяк хорошо помогает соображать.
Уговаривать Милу не пришлось – только Барабас наполнил ее бокал, как он тут же опустел. Потом был еще дринк, и еще… В конце концов девушка набралась до такой степени, что едва держалась на ногах. Только взгляд почему-то не замаслился, и непристойные желания не будоражили сознание.
– Ну и как дальше жить собираешься? – спросил он, чувствуя, что и сам запьянел.
– А как мне жить? – исподлобья и с вызовом глянула на него Мила.
Похоже, алкоголь нисколько не расслабил ее, лишь заглушил страх. Отсюда и протест в ее взгляде.
– Со мной жить. Спать со мной. Ну, все как положено…
– Какой ты грубый! – неприязненно скривилась она.
– А Тереха не грубый был?
– Такой же урод, как и ты! – спьяну выпалила Мила.
Похоже, она испугалась своих слов, но хмель помог перебороть собственный страх.
– Что ты сказала? – нахмурился он.
– Я знаю, ты тоже пальцы рубил!
– Какие пальцы?
– Сначала пальцы, а потом руку!..
– Ты че несешь? – яростно зашипел на нее Барабас.
Только тогда Мила замолчала, испуганно сжавшись в комок.
Был такой момент в его жизни, когда проштрафившийся кооператор был приговорен к расчленению. Это Тереха придумал отрубить должнику руку за то, что тот утаил часть своего дохода. Вроде как запустил руку в карман братве, за это и должен был ее лишиться. Кооператора и его жену вывезли в лес, огласили приговор, а Барабас предложил начать с пальцев. Весело им тогда было. Сначала пальцы штрафнику отрубили, затем кисть руки, чуть позже поднялись до локтя…
Понятное дело, в живых жадного коммерсанта оставлять было нельзя, поэтому ему отрубили и голову. Ну, и жене его досталось. Женщина красивая, а братва не хотела, чтобы добро пропадало. Только Архар не захотел, чтобы ее на круг пустили. Череп только на спину ее положил, чтобы юбку задрать, а Архар ей в голову выстрелил. Так, сказал, честней. Может, он и прав был. Хотя вряд ли.
Ну да, Архар честный, не вопрос. Ему квартира досталась, которой кооператор владел. У бедняги сначала всю собственность отобрали, а потом уже казнили. Правда, сам Барабас швейный цех от этого дела урвал. Но это уже детали…
– Извини… Это мне сон такой приснился, – в надежде на пощаду пробормотала Мила.
– Может, сон, а может, и не сон… Кто тебе про пальцы сказал? Про руку? Кто сказал? – насел на нее Барабас.
Он помнил, как стрелял по грибнику, который случайно оказался свидетелем расправы. Мужик потерял корзину с грибами, но сам ушел. Бегал быстро, да и дорога была недалеко. Подобрал его кто-то, увез. Мужика так и не нашли. Да особо и не искали, потому что ему хватило ума держать язык за зубами. А может, развязался язык…
– Эдик… Эдик сказал.
Барабас мог бы принять эту версию. Мало ли, вдруг у Терехи мозги спьяну замылились, взял да растрепался жене. Только Мила не умела хитрить, по ее глазам было видно, что это вранье. Не Тереха ей рассказал эту историю, кто-то другой. Сама она тогда еще девчонкой была, и уж точно не мужиком, в которого стреляли. Но, может, это брат ее был или отец…
– Врешь, сука!
Барабас несильно взял ее за горло, чтобы не повредить нежную кожу, но Мила чуть не задохнулась от страха.
– Кто сказал?
– Эдик сказал!
– Считаю до трех!
– Эдик!
Она умирала со страху, но не сдавалась.
– Папаша твой!
– Не-ет!
– А если папаша? Хочешь, чтобы я его убил?
– Не-е-ет! – обморочно простонала Мила.
– Прекратите! – вдруг послышалось сзади.
