взрослый, заматеревший. Чувствовалось, что не один год провел в морозной зоне...
Трофим остановился, дожидаясь, когда Мигунок подойдет к нему.
– Ну, здорово, братан!
Лешка подал ему руку, но прежде чем пожать ее, Трофим бегло осмотрел перстни на его пальцах. Вроде бы все в порядке – черный квадрат с белой диагональю и паук с белым крестом на спине в паутине, прошел зону и судим за гоп-стоп. Никаких зайцев и червовых мастей, указывающих на причастность к касте обиженных.
– Давно откинулся? – без предисловий спросил Трофим.
– Да нет, в конце лета...
– Кореша?
Трофим глянул на парней за его спиной. Лешка кивнул утвердительно и с чувством гордости за себя. Их было трое, и Мигунок, судя по всему, был у них за пахана.
– Правильные пацаны, – сказал он.
– А Петруха где?
Трофиму пришлось сделать над собой усилие, чтобы задать этот вопрос и ничем не выдать себя. Он-то знал, где Петруха.
– Тебе лучше знать, – нахмурился Лешка. – Ты же с ним на дело ходил...
– Ходил, – кивнул Трофим. – Только он потом на юга ушел, а я здесь остался...
– На юга? Уж не в Сочи ли?!
Про Сочи Лешка спросил неспроста. На жаргоне, характерном для зон Южного региона, поездка в Сочи означает смерть. Отправить в Сочи – значит убить...
– Это что, предъява?
Трофим не пытался испепелять Лешку взглядом, но все же тому стало не по себе.
– Да нет, – смутился он. – Просто на язык легло... Петруха так больше и не объявлялся. Как в воду канул...
– Может, и в воду. На югах море глубокое... Может, нарвался на кого, а?
– Да может, и нарвался... А я про тебя все знаю.
– Что все? – хищно сощурился Трофим.
Не нравился ему этот разговор... Но не от него ли он бегал тогда, десять лет назад. Дом даже снял, чтобы с Лешкой во дворе не встречаться...
– Ты же на «десятке» чалился, а я на «восьмерке», это рядом.
– Знаю, что рядом... Чего не объявился, если знал про меня?
– Да у меня все путем было, братва уважала. Если б накосячил, может, к тебе бы за помощью обратился, ну, по старой памяти. Ты же за зоной смотрел, да?
Лешка уважительно глядел на него, с почтением.
– Смотрел, – невозмутимо ответил Трофим, хотя его распирало от гордости.
– Положенец ты, да?
– Положенец.
Приятно было осознавать, что слух о его заслугах докатился до родных мест. Это значит, что ему не придется никому ничего доказывать, объяснять, кто он такой.
– Круто, не вопрос... Наверно, завязки в Москве есть, – с завистью глянул на него Мигунок.
Трофим ничего не сказал. Но недовольно полыхнул взглядом. Это его личные дела, с кем и где у него завязки, Лешки они не касаются.
– Э-э, я хотел сказать, что мы счас не при делах, – замялся Мигунок и кивком головы через плечо показал на своих дружков. – И если там вдруг что, можем под тебя подписаться...
Трофим снова промолчал. Но чуть вытянул в задумчивости плотно сжатые губы. Дал понять, что Лешкино предложение его не очень, но заинтересовало... На самом же деле интерес был. Он уже знал, чем будет заниматься на свободе, и хорошая пристяжь ему бы не помещала. А Лешка с дружками производили впечатление. Хотя, конечно, с ними надо будет разобраться, прежде чем допустить к себе. Может, за ними косяков больше, чем вагонов за локомотивом товарного состава.
Похоже, Лешка понял, о чем думает Трофим.
– Ты это, можешь маляву на «восьмерку» кинуть, тебе ответят, что Лешка Мигунок правильный пацан...
– За гоп-стоп повязали? – оборвал его Трофим.
– В цвет попал.
– Какой масти на зоне был?
– Черной. Отрицалово, все дела... Шулика ты должен знать.
– Знаю, – кивнул Трофим. – Мы с ним на Владимире были...
На Владимирский централ он попал по этапу, но завис там на целых три года. Если б не это, вряд ли бы он сейчас был положенцем. Но во Владимирской тюрьме он познакомился со многими уважаемыми людьми, среди которых были очень авторитетные законники. Шулик по сравнению с ними был сявкой, но в любом случае он считался правильным арестантом, потому на «восьмерке» его поставили смотреть за промзоной. Так до сих пор за ней и смотрит.
– А я с ним на «восьмерке» был, – сказал Лешка. – Правой рукой у него... Если не веришь, коня ему прогони...
Трофим сумрачно глянул на него. Дескать, он сам знает, что и как ему делать...
Он уже собрался уходить, когда Лешка бросил быстрый взгляд на подворотню. Во двор входила шикарная шатенка в короткой светло-серой кроличьей шубке и замшевых ботфортах. Смазливая мордашка, большие кукольные глаза, походка от бедра...
Трофим ошалел от удивления. Сначала Попков, затем Микита, после Мигунок. Все, как тогда, десять лет назад. И по логике вещей сейчас непременно должна была появиться Кристина... Но, увы, это была не она. Просто шатенка – эффектная, но чужая. И ни единая струнка не дрогнула у него в душе. Разве что внизу живота возникло напряжение, но это обычная реакция на симпатичную бабу...
– Кто такая, почему не знаю? – спросил Трофим.
– Хочешь, познакомлю? – вызвался Лешка. – Зойка здесь недавно... Соседка моя... Зойка, концу мир!
Шатенка натянуто улыбнулась, не очень удачно изображая радость встречи. Развязной походкой подошла к Лешке:
– Привет, мальчики!
Казалось, она понимала всю неуместность подобного обращения. Перед ней блатные люди, их нельзя называть мальчиками. Но в то же время она понимала, что и Трофим, и Лешка наезжать на нее за это не станут. Ведь она девушка, и к тому же легкого поведения. Ей позволительна такая фривольность...
– Нагулялась, краля? – с ухмылкой спросил Мигунок.
– Да уж... Ночь неспокойная была...
Зойке было лет двадцать пять, не меньше. Лицо смазливое, но не первой свежести. И вид у нее усталый, затасканный. Даже толстый слой штукатурки не мог скрыть мешки под глазами. И запах мятной жвачки не перебивал амбре перегара... Видать, хорошо девочка этой ночкой повеселилась.
– Знакомься, Трофим, – с уважением к его персоне сказал Лешка. – Воровской положенец, почти что в законе...
– Оу! – с пожухлой какой-то веселостью отозвалась Зойка.
Вроде бы она и понимала, что должна уважить Трофима, но в то же время сил нет, как устала. Отдохнуть бы, а там посмотрим...
– Человек домой вернулся, сама понимаешь, откуда, – сказал Лешка.
– Да понимаю, не маленькая.
– Заглянула бы к нему на огонек, Трофим в четырнадцатой квартире живет.
– В четырнадцатой? А это не Татьяны Николаевны сын? – оживилась Зойка.
Трофим уважал свою мать, но все же ему стало неловко за себя. Как будто он никто...
– Э-э, не так говоришь, лапа! Это Татьяна Николаевна – его мать! – поправил ее Мигунок.
– Ну, может быть, – не стала спорить шатенка.
