горячо любимого русского праздника с названием Пятница. У кого-то просто похмелье, а у кого-то и вовсе – проводы белой горячки. Но мужчина, сообщивший о происшествии, был совершенно трезв. И труп существовал в реальности. И очевидно – криминальный.
Тело молодого человека лежало в кювете, обсаженном кустами, на спине. Во лбу маленькая дырочка от пули. Глаза открыты, рот перекошен, как будто со страха. Навеки застывшее выражение предсмертного ужаса.
– Я собаку выгуливать вышел, в лес шел... – рассказывал мужчина. – Смотрю, какая-то темная жижа на тротуаре, полоса в кювет тянется. И Буш мой в эту сторону потянул...
Панфилов уже видел это пятно. Темное, почти черное. Густая подсохшая кровь вперемешку с серым веществом. И такая же темная, но не столь густая полоса, тянущаяся в сторону прикюветных кустов.
Судя по всему, преступник застрелил парня на тротуарной тропке и после того, как тот упал, сбросил его в кювет, под прикрытие кустарника.
– Если бы ваш Буш еще и след преступника взял, – совсем не весело улыбнулся Костромской.
– Увы, но он такой же бестолковый, как его однофамилец. И не приучен... Да я бы еще и не пошел по следу...
– И правильно, – совершенно искренне поддержал мужчину Панфилов. – Не ваше это дело – за киллером гоняться...
Убийство произошло на тропке, проходящей по берегу вдоль первой линии домов. Дорожка в этом месте сворачивала вправо, опоясывая огороженный забором двор с двух сторон – по тыльной линии и правой боковой. Выходила тропка на асфальтированную улицу, которая метра через три также сворачивала вправо, чтобы затем слиться с другой улицей между третьей и четвертой линиями домов элитного поселка. Сворачивала она широкой своей частью, а узким прямым ответвлением тянулась к воротам в высокой ограде из железных прутьев, отделяющей поселок от заповедного леса.
– За киллером? – удивленно посмотрел на Панфилова Костромской. – Почему за киллером?
– Пока не знаю. Пока только предчувствие...
Марк Илларионович уже знал, кто погиб от руки убийцы. Сосед сообщил. Он не только нашел, но и опознал труп. Это был сын хозяина первого дома по прибрежной линии. Парень возвращался домой и по пути столкнулся с убийцей. Родители его пока не знали о происшедшем.
Панфилов внимательно посмотрел на соседа.
– Сергей Андреевич, убийство произошло возле вашего дома. В парня стреляли из огнестрельного оружия. Вы слышали выстрел?
– Нет... Взрыв слышал, а выстрел нет...
– Возможно, выстрел был произведен из оружия, оборудованного прибором бесшумной стрельбы, – сказал Марк Илларионович и наставительно посмотрел на своего заместителя. – Возможно, убийство было заказным...
И снова он обратился к Лисичкину.
– Сергей Андреевич, а взрыв вы, значит, слышали?
– Ну а как же. Мы с женой телевизор смотрели, не спали, все слышали.
– Из дома не выходили?
– Нет. Думали, что кто-то с пиротехникой балуется. Сейчас же модно салюты устраивать...
– Логично. А спать когда вы легли?
– Во втором часу ночи... В субботу мы поздно ложимся, потому что есть возможность позже встать...
– Позже – это во сколько?
– Обычно я в шесть встаю, а сегодня в восемь. Я бы и дольше спал, да Буш на прогулку вытащил. У нас маршрут, по тропинке в лес, к общему пляжу...
Жители поселка не имели права доступа на территорию, охраняемую законом о природопользовании. Но никого это не смущало. Прилегающая к поселку часть леса изобиловала самотоптанными тропками, главная из которых вела к пляжу, общему для тех, кому не повезло иметь дом у самой воды. Там же был целый причал с гаражами для лодок. Опять же, незаконно...
– По своему пляжу не гуляете, – усмехнулся Костромской.
– Что, простите? – встрепенулся Лисичкин.
– Ничего, ничего...
Панфилов его понял. Юра знал, для чего собак выводят по утрам на прогулку. Для отправления естественных надобностей. Какой дурак будет обгаживать свою территорию, если для этого есть чужая. Костромской обозначил вопрос и правильно сделал, что не стал его раздувать. Не та сейчас ситуация, чтобы на мелочи размениваться.
Криминальный труп – событие из ряда вон выходящее. И Панфилова очень угнетала мысль, что для Серебровки это явление грозило стать привычным.
– Значит, в восемь вы проснулись. А когда вышли на прогулку?
– В пятнадцать минут девятого. И сразу на труп наткнулся. Хотел к Полуниным идти, но передумал. Будут потом воспринимать меня как черного вестника. Шел к Полуниным, а на полпути назад повернул, чтобы в милицию звонить. А тут наш участковый...
– На улицу покурить вышел, – кивнул Костромской. – А с Сергеем Андреевичем мы знакомы...
– Не самое приятное знакомство, но тем не менее, – тушуясь, сказал Лисичкин.
– Что такое?
– Да так, мелочь.
– А конкретно?
Панфилов никуда не торопился. И вокруг трупа с лупой кружить не собирался. Как бы следы преступника не затоптать. А эксперты приедут и разберутся. Костромской уже звонил в райотдел.
– Да так, с Лосевым подрался... – мрачно усмехнулся Лисичкин.
– С Лосевым? – изумленно повел бровью Панфилов. – И что вы с ним не поделили?
– Обычная для автолюбителей ситуация... Зима, снег, дорога скользкая. Я на машине, он на машине. Я впереди, он сзади, несется как угорелый. Женщина дорогу переходила, я затормозил, а он не смог. Машину мою в задний бампер ударил. Меня виноватым сделать хотел, в драку полез... Полез, но сил не рассчитал. У меня КМС по самбо, за Москву в свое время выступал. В общем, руку ему вывихнул. Потом объясняться пришлось, с товарищем капитаном...
– Когда это было?
– Прошлой зимой...
– И как вы после этого с Лосевым общаетесь?
– Да никак. Я человек по натуре добрый, но обид не прощаю. Лосев, тот по жизни злой как собака. Но он и укусить может, и лизнуть, чтобы вину загладить. Он и ко мне приходил, извиняться. Улыбается, а у самого камень за пазухой... А я же знаю, что он меня терпеть не может.
– Откуда такая уверенность?
– Оттуда. Он вообще всех ненавидит, у кого дом возле озера. Сам, говорят, опоздал, когда землю продавали... Вообще странный тип. Ненормальный какой-то, хотя вроде бы банк у него свой...
– Да, что-то в нем не то... – не мог не согласиться Панфилов. – Но не о нем сейчас разговор...
Он стоял чуть в стороне от места, где предположительно был застрелен потерпевший. Но представил себя на месте убийцы. Если парень возвращался домой, он должен был идти от леса. Киллер двигался ему навстречу. Или просто стоял, поджидая жертву. Может, час стоял, может, два. Если так, то должны были остаться какие-то следы. Окурки, например, или комочки уже использованной жвачки. И еще гильза...
Предположительно, он стрелял из пистолета. И если это не револьвер, на месте преступления должна была остаться гильза.
Россыпь свежих окурков он не нашел, жвачку тоже, но гильзу все-таки раскопал. Пистолет выплюнул ее вправо, она стукнулась о доски забора и упала в траву. Убийца не стал ее искать. Да и какой в том смысл...
Оперативно-следственная бригада приехала довольно быстро. В прежнем, ночном составе. Люди усталые, недовольные и крайне озадаченные. Не скрывал своего беспокойства и Сагальцев, прибывший чуть погодя.
– Чертовщина у вас тут какая-то творится, – недовольно сказал. – То гранаты, то пистолеты...
– Сначала гранаты, затем пистолет, – кивнул Панфилов. – Судя по гильзе, девятимиллиметровый пистолет, предположительно «макаров». Я так полагаю, пистолет был с глушителем. Иначе выстрел был бы слышен...
– И что, если с глушителем?
– Личность убитого установлена. Полунин Алексей Васильевич, восемьдесят восьмого года рождения. Отец – важный чин в правительстве Московской области, мать – домохозяйка...
– Насколько важный?
– На уровне министерства. Какого – не знаю.
– Час от часу не легче... Отец уже знает?
– Пока нет. Но слухи по поселку уже ползут...
– Сообщить надо, – замялся Сагальцев.
– Это без меня.
– Почему?
– Во-первых, я всего лишь капитан. Чином, так сказать, не вышел.
– А во-вторых?
– Какая разница, что во-вторых. Все равно тебе идти. Ты же у нас полковник...
– Ну спасибо, удружил...
Сагальцев скорбно вздохнул и понес черную весть человеку, от которого, возможно, зависела его дальнейшая судьба. Панфилов же направился к следователю Фомичеву, который обследовал участок между кюветом и забором из железных прутьев.
Майор Фомичев увидел его, остановил движением руки.
– Мешаю? – спросил Панфилов.
– Да в общем-то нет...
Следователь сам подошел к нему, кивком головы показал на забор.
– Наследил убийца... Кровь на поперечине оставил...
Фомичев подвел его к месту, на которое показывал.
Забор состоял из железных прутьев, зафиксированных двумя уголковыми поперечинами. Ими можно было воспользоваться как ступенями лестницы, чтобы преодолеть препятствие. Нижняя полоса была грязной от следов множества ног. Судя по едва заметной тропке, которая тянулась к забору через кювет, в этом месте забор форсировали не однажды. Но последний след оставила нога в обуви с пятнами, которые Фомичев принял за кровь. И Панфилов не стал спорить с ним. Убийце действительно выгодно было, сбросив жертву в кювет, скрыться с места преступления через забор.
– Собаку бы сюда, – сказал Панфилов.
– Поздно, – покачал головой Фомичев. – След уже остыл. Предположительно смерть наступила в районе полуночи, максимум в третьем часу... Подробный анализ покажет более точное время, но, в любом случае, прошло не меньше восьми часов. К тому же след ведет в лес, а там ручьи, которые в
