озеро впадают, вода, в которой, возможно, преступник намочил ноги...
– Не знаю, как насчет ручьев, но там пляж. И лодочная стоянка. Сам я там не был, но слышал, что стоянка охраняется. Может, ночной сторож что-то видел...
– Вот вы бы этим сторожем и занялись, – оживился майор. И снова показал на забор. – А то у нас еще работа... Может, отпечатки пальцев оставил. Или хотя бы частицы одежды...
Панфилов уже собрался уходить, когда к Фомичеву подбежал возбужденный оперативник из его бригады.
– Вячеслав Владимирович! Смотрите!
В двух пальцах он держал небольшой целлофановый пакетик, на дне которого покоились две гильзы.
– Еще две нашел! Такие же!
– Где? – удивленно спросил Марк Илларионович.
– Там же, только чуть дальше по дороге. Убийца на ходу стрелял. Два раза промазал, на третий попал... Может, еще и четвертую гильзу найдем. Может, и пятую... Или даже все восемь...
– Восемь вряд ли, но искать нужно...
– Я думал, это киллер работал, – в раздумье сказал Панфилов. – Но если он мазал, то какой киллер...
– Начинающий, – пожал плечами Фомичев. – Или вовсе не киллер...
– Когда, говоришь, смерть наступила?
– Я думаю, в районе часа ночи, плюс-минус полтора часа...
– В этом плюс- минусе и граната взорвалась...
– Было дело, – задумавшись, кивнул Фомичев.
– Мы думали, что ее Грецкий из окна своего дома кинул. А она, возможно, с другой стороны прилетела. Через забор ее бросили, с озера...
– Очень даже может быть.
– Преступник бросил гранату и бегом в сторону леса. А тут случайный прохожий... Возможно, на нем не было маски...
– Зато был пистолет, – продолжил следователь.
– И с глушителем... Маску надеть не догадался, а пистолет прихватил...
– Если маски не было, значит, дилетант... И стреляет не очень...
– Не очень хорошо, но все-таки попал...
Панфилов увидел, как со стороны первого дома к месту происшествия приближается процессия. Быстро шагающий мужчина с широко распахнутыми от ужаса глазами, едва поспевающая за ним женщина в таком же шокированном состоянии. Взлохмаченный Сагальцев позади, что-то говорит, но его никто не слушает.
Зная, куда и зачем ходил начальник РОВД, не сложно было догадаться, кто сейчас шел к погибшему парню. Панфилов не причислял себя к поклонникам душераздирающих сцен, поэтому поспешил ретироваться. Тем более что ему было чем заняться.
Через забор перелезать он не стал. Пошел по малозаметной тропке, тянущейся вдоль него к воротам, через которые можно было попасть на пляж. Вышел к ним, свернул на хорошо натоптанную тропу.
Он слышал, что эта тропа должна разветвляться на несколько более мелких, но не было ничего. Лес вокруг ухоженный, но тропинок никаких нет, сплошь и рядом трава нетоптаная.
Слабонатоптанную тропку он увидел только у пляжа, она примыкала к тротуарной дорожке со стороны поселка. Именно по этой тропке, возможно, и убегал преступник, перемахнув через забор. В этом же примерно месте от дорожки дальше в лес от озера тянулась гораздо более ярко выраженная тропка. Если убийца воспользовался ею, то он пробегал мимо небольшой деревянной сторожки, от которой вдоль озера тянулся целый ряд гаражей для лодок и катеров.
Их было не так уж много, этих гаражей, с полдюжины, не больше. И не удивительно, что из-за дефицита финансирования сторожка была похожа на лачугу бомжей на какой-нибудь свалке. И сами сторожа не вызывали абсолютно никаких симпатий. Их было двое, и от обоих остро разило сивушным перегаром и немытостью. Один спал на старой покосившейся кушетке, другой сидел на полу, свесив голову и спиной придерживая сие ложе, чтобы оно совсем не развалилось. На столе бардак, под ногами мусор, окна зашторены газетами...
Еще можно было понять, почему этих бомжей наняли в сторожа – чтобы меньше платить. Но самое удивительное, если им платили вообще. Ведь толку от них никакого.
Панфилов был в гражданском, поэтому для пущего эффекта пришлось показаться удостоверение. Но полудремлющий сторож отреагировал вяло. Зато резво вскочил на ноги, когда документы потребовали от него.
– Нет ничего, начальник, – пошатнувшись, сказал он.
Глаза сикось-накось, язык распухший. Вонь такая, что хоть нос зажимай.
– Почему?
– Сами мы не местные...
– А здесь что делаешь?
Панфилов не вытерпел, вышел из сторожки, махнул рукой, увлекая за собой бомжа. Тот последовал за ним, правда, три раза упал, прежде чем смог выйти на свежий воздух. И там упал, не в силах больше подняться. Оперся спиной о загаженный мочой угол сторожки, но голову не свесил. Было видно, что мужик тужится, чтобы держать ее на весу и смотреть на представителя закона.
– Делаешь здесь что? – снова спросил Панфилов.
– Охраняю, – после долгого раздумья сообщил сторож.
– Что?
– Гаражи здесь...
– Как же ты их охраняешь, если денатурат жрешь?
– Плохо охраняю... Но пока ничего не пропало...
– Вот именно, пока...
Марк Илларионович сильно сомневался, что это чудо сможет хоть чем-то ему помочь. И на его напарника тоже не надеялся.
– Да нет, мы хорошо охраняем...
– То плохо, то хорошо. Ночью что делали?
– Охраняли!
– Пили что?
– Стекломой. Генка достал...
– Может, он уже сдох, твой Генка, – криво усмехнулся Панфилов.
– Нет. Живой. Вчера хорошо веселились. Праздник был.
– Какой праздник?
– Не знаю... Но салют был. Так шандарахнуло...
– Когда?
– Ночью.
– В каком часу?
– Часов нет. У Генки были. Давно еще... Две бутылки настоящей водки за них дали...
– Я тебе ящик такой водки дам, если вспомнишь, что после салюта было.
– Ящик! А не врешь?
Алкаш возбудился настолько, что вскочил на ноги. Правда, не устоял, снова бухнулся на пятую точку опоры.
– Лишь бы ты не наврал, – мрачно усмехнулся Панфилов.
– Нет, я врать не умею.
– Уже врешь.
– Э-э, ну разве что самую малость...
– Что после взрыва было?
– Да что было. Сидим, стекломой потребляем... Ох, и сильная вещь...
– Короче.
– Смотрим, трое бегут...
– Откуда? – вдохновленный предчувствием удачи, спросил Панфилов.
Сторож махнул рукой в сторону, откуда мог двигаться предполагаемый убийца.
– Оттуда.
– Трое?!
– Ага, сначала трое было. Потом двое... Потом один остался...
– Они что, разбежались?
– Нет, сбежались...
– Не понял.
– Ну, чем ближе, тем их меньше становилось...
– Теперь понял. Сначала в глазах у тебя троилось, затем двоилось, а затем устаканилось...
– Ага, устаканилось.
– И куда этот человек устаканенный делся?
– Мимо пробежал.
– Куда?
– Ну, туда, дальше в лес, по берегу...
– Обратно не возвращался?
– Нет.
– В лицо его запомнил?
– Как я мог запомнить, если я не видел его лица...
– Маска на нем была?
– Не знаю... Он в сторону смотрел, когда пробегал...
– Тебя видел?
– Нет. Он вообще в нашу сторону не смотрел. Да мы с Геной тихо сидели. Тепло так было, ветерок приятный, травка мягонькая...
– Ты мне бегуна живописуй, а какая погода была, я сам знаю...
– Так говорю же, не видел я его лица... Да и не разглядел бы. Темно же было, а фонарей здесь нет, и в будке света у нас нет... А если б разглядел, не запомнил бы...
– Значит, ящик водки не нужен.
– Ну как же не нужен! – вскинулся алкаш. – Лицо, лицо... Ну, как у артиста лицо. Э-э, фамилию забыл... Лоб, нос, губы...
– Усы, лапы, хвост... – мрачно усмехнулся Панфилов. – Сочинять не надо, живописец... Роста какого был?
– Ну, такого же, как ты... Примерно... И сложения такого же. Не толстый и не худой... Голова большая... Ну, не то чтобы очень... Ну, руки, ноги... Все, ничего больше сказать не могу...
– Во что он был одет?
– Ну, костюм спортивный, кроссовки... Бежал быстро. Но тяжело...
– Одышка?
– Не знаю... Передвигался тяжело. Как будто в штаны навалил... Тут один так же по утрам бегал... Может, это он и был...
– Кто по утрам бегал?
– Ну, многие здесь бегают. Лес большой, воздух чистый, чего не бегать... Я бы и сам бегал, если б не работал. Не могу же я пост свой оставить... Да и печенка болит...
– Значит, правое легкое вырезать придется.
– При чем здесь легкое? – не понял сторож.
– Чтобы место для печени освободить... Короче, Склифосовский! Кого ты в этом бегуне узнал?
– Да никого...
– Сам же говорил, что бегал тут один.
– Так я его пару раз всего и видел. И то со спины... Тяжело бежит, как утка, с боку на бок переваливается. Вроде бы и не толстый...
– Может, у него нога короче другой?
– Да нет, тогда бы он на один бок заваливался... Нормальные у него ноги, а бежит тяжело... Ну, не то чтобы уж совсем невмоготу, но плохо ему... Может, болен чем, а?
– Острая недостаточность совести.
– А что, от этого умирают?
– Умирают. Но другие...
– Другие?.. А тот как будто сам умирал... Друг у меня один был. Нормально ходил, как все люди, а потом вдруг ноги отказали. Ходил – еле ноги переставлял. Через месяц умер...
– Тогда, мужик, и тебе недолго осталось.
– Да нет, я серьезно, не жилец этот бегун...
– Может, он просто сильно устал. Потому и бежал тяжело.
– Да как тяжело... Вроде бы и не тяжело, но как-то не так... Что-то не то с ним...
– Не то... Если еще раз увидишь этого бегуна, постарайся в лицо его запомнить. И в участок сообщишь. Опорный пункт милиции знаешь где?
– Знаю. Нам показывали...
– Хорошо, что знаешь, значит, не совсем еще законченный... Информация
