– Яной, – ничуть не смущаясь, кивнула она.
И на всякий случай спросила:
– Вы откуда знаете, как меня зовут?
– Э-э, сказали... И вообще...
– Что – вообще?..
– Да так... Да и не уверен я...
– В чем?
– Выпьем? – спросил он, показывая на бутылку коньяка.
– С удовольствием...
Яна себя не ограничивала. Пила, чтобы напиться. И раздевалась не только для того, чтобы идти в парную. И в массажной с полковником закрылась ясно для чего...
Его звали Евгений. После массажной и всего, что там было, она получила право звать его просто Женей. А он уже запросто обращался к ней на «ты».
– А ведь я тебя помню, – сказал он. – Не хотел говорить сразу. Во-первых, мог ошибиться. А во-вторых, у тебя рана тогда была...
– Рана? Какая рана? – удивленно глянула на него Яна. – Я тебя не понимаю...
– Давно это было. Еще в восьмидесятых... Если это, конечно, ты была... Ты ребенка потеряла...
– Да, – встрепенулась Яна.
– Врач Елена Максимовна у тебя была...
– Да!
– Она тебе сказала, что твоя дочка умерла...
– Да!!.
– Я с ней тогда был. Видел, как она к тебе в палату заходила...
Теперь Яна знала, где видела его. В коридоре первого для нее родильного дома. Елена Максимовна входила к ней, а он стоял, наблюдая за ней. Белый халат, наброшенный на военную форму.
– Зачем? – под давлением нахлынувших эмоций спросила она.
– Что, зачем?
– Зачем ты там был?
– Елена Максимовна – моя жена. Я из командировки тогда приехал, соскучился по ней, она меня к себе провела... А тут про тебя сказали...
– Что, сказали?
– Что поговорить с тобой надо...
– Зачем ты мне это сказал?
– Ну, интересно было узнать, что с тобой после было?.. Ты мне и тогда понравилась. Притягательность в тебе какая-то особая... Я даже думал о тебе. Недолго, правда... А как увидел тебя сегодня, узнал... Ты изменилась, стала гораздо лучше... Только непонятно, как ты в эту глушь попала? Кем ты здесь работаешь?
– Кем я здесь работаю? – удивилась Яна. – В швейном цехе, рукавицы шью... Заключенная Крупнышевская Яна Дмитриевна...
– Заключенная?!. Ну да, мне говорили, что заключенная... Но я подумал, что ты вольнонаемная... Ты, наверное, недолго здесь?
– Недолго. Полгода под следствием, три года здесь...
– Ничего себе недолго.
– Песочников обещал условно-досрочное, на половину срока...
– Если обещал, сделает. Я лично проконтролирую...
– Спасибо.
– А потом куда?
– Обратно в Москву.
– К мужу?
– К ребенку...
– Он же вроде умер.
– Одна дочка умерла, другая родилась.
– Ну да... А за что ты здесь?
– Злостное уклонение от уплаты налогов...
– Разве за это осуждают?
– Да. Если очень-очень захотеть...
– А муж твой где?
– Был муж. Да сплыл. К другой... Дочку на отца и мать оставил, а сам с другой живет...
– Квартира у тебя есть?
– Нет. Ни кола ни двора... Но я что-нибудь придумаю...
Яна очень надеялась на снисходительность Филиппа Михайловича. Если он не забывал о ней все это время, значит, поможет устроиться в жизни на вольных хлебах. Может, бухгалтером в свою фирму возьмет...
– Если вдруг что не так, обращайся ко мне. Я ведь тоже в Москве живу... И вообще, давай не будем теряться. Ты в Москве, я в Москве, можно иногда встречаться... Я тебе телефон свой сотовый оставлю, ты мне, пожалуйста, позвони, как будешь в столице...
Евгений был добр с ней, но ему никогда не стать мужчиной ее мечты. Он полковник из Главного управления исполнения наказаний, он человек, от которого могла зависеть ее судьба. И он воспользовался этой зависимостью. И хотя ей было неплохо с ним, он все равно был ей определенно противен. И в дальнейшем она будет думать о нем с неприязнью. Но бумажку с номером его телефона она все же взяла. Мало ли что...
Москва жила своей жизнью. Залитые автомобильными потоками улицы, толпы людей в броуновском движении на улицах и площадях. Все невероятно заняты, все куда-то спешат. И никому нет никакого дела до Яны и до ее радости, с которой она возвращалась в Москву после долгой отсидки. Впрочем, ее и саму ничуть не волновало внимание посторонних людей. Небо праздничного настроения омрачала темная туча неопределенности. Чем ближе она подходила к дому, где жили родители Вильяма, тем гуще и темнее становилась эта туча.
Бывшая свекровь встретила ее холодным пронзительным взглядом.
– Здравствуйте, Римма Борисовна, – через силу улыбнулась Яна.
– Явилась, – сквозь зубы сказала она.
– Да. Освободили меня раньше срока, за хорошее поведение...
Она ждала, когда женщина впустит ее в дом, но та незыблемой скалой стояла у нее на пути к собственной дочери.
– И что дальше?
– Я хочу увидеть свою дочь.
– Арине не нужна мать-уголовница, – отрезала Римма Борисовна.
Яна чуть не задохнулась от возмущения.
– Кто уголовница?! Я?!
– А кто в тюрьме сидел?
– А кто мог бы там сидеть, если бы не я?
– Не знаю, о чем ты говоришь.
– Вы же сами умоляли меня, чтобы я взяла на себя всю вину!
– Что за вздор? – презрительно фыркнула Римма Борисовна. – Всю вину на себя... Что за уголовный жаргон, милая моя? Здесь тебе не воровская малина!
– Что вы такое говорите!
– А что ты здесь делаешь?.. Иди отсюда, а то я вызову милицию!..
– Что я такого сделала?
– Помогите, убивают! – взвизгнула вдруг Римма Борисовна, призывая на помощь соседей.
