– Отобрали. Гудок отобрал...
– Что ж, тогда с моего позвоним...
Сизов не спеша раскрыл скоросшиватель с личным делом Карцева, нашел номер его домашнего телефона, самолично набрал его. Дождался, когда в трубке послышится женский голос, и только после этого передал ее арестанту.
– Катя! Родная! Беда! – заорал в трубку тот. – Нагрели нас на деньги!.. Если вдруг придут, ничего не отдавай! И Максу скажи... Попроси его, пусть людей тебе даст для охраны... Я ему сам позвоню, телефон его дай!..
Карцев положил трубку и умоляюще посмотрел на Сизова.
– Мне бы Максу позвонить. Жена дала сотовые его и его жены... Я понимаю, это расходы, ну за исходящий. Но я компенсирую... И вообще, я должен вам. За содействие...
– Что вы мне должны, то я прощаю, – ушел от скользкого разговора Андрей. – А Максу можете позвонить. Только недолго...
Своему другу Карцев дозвониться не смог. Зато смог связаться с его женой.
– Вика? Привет!.. Да, Гоша. Узнала... Значит, не долго мне жить, – мрачно пошутил он. – Мне бы с Максом поговорить... Нет его, скоро будет... Да как он позвонит, меня сейчас в камеру отведут... Ты передай ему, чтобы он Катерину мою защитил. От уголовников. Ну да, из-за тех денег... Если она деньги у него просить будет, не надо ничего давать. Эти твари все получили... Может защитить? Спасибо. Я знаю... Ну все, спасибо за все. Время у меня заканчивается. Надеюсь на Макса! Прощай!
Карцев положил трубку и какое-то время молча, иступленно смотрел на нее.
– Попрощался, как будто навсегда, – заметил Андрей. – А ведь жизнь продолжается. И еще придет время, когда вы будете смеяться над своими страхами...
– Смеяться? Придет время? – скорбно усмехнулся Карцев. – Если буду смеяться, то сквозь горькие слезы...
К двери он направлялся с низко опущенной головой. Хоть и зачерствела душа у Сизова на тюремной службе, но все же где-то в ее глубинах шевельнулось чувство, похожее на жалость.
Только за Карцевым закрылась дверь, как появился капитан Лыпарев.
– Андрей Палыч, если не внапряг, чайник не одолжишь? – по имени-отчеству, но в общем-то фамильярно обратился он. – А то мой что-то не того...
– Чайник не того? – усмехнулся Андрей. – Кто ж над ним так надругался?
– Да мой-то чайник сам накрылся, – усмехнулся Лыпарев. – А твой?
– Это ты о чем?
– О ком... Это и был тот самый Карцев?
– Какой тот самый?
– Ну, из-за которого тебе Бугримов втык сделал.
Андрей с невеселым видом кивнул. Действительно, было дело. Сегодня утром на служебном совещании начальник тюрьмы упрекнул его в том, что проглядел заключенного. Но упрек этот был скорее в бровь, нежели в глаз. Ведь Бугримов знал, что майор Сизов не сидел сложа руки, в рамках возможного контролировал ситуацию, сложившуюся вокруг Карцева.
– Ничего, разберемся.
– Но мужику невинность не вернешь...
Лыпареву легко было говорить. Вот если бы Карцев сидел в подведомственной ему камере, он бы сейчас сам оправдывался перед Андреем.
– А ты чего за его невинность беспокоишься?
– Ну а кто за этих невинных беспокоиться будет? Кто триста тринадцатую ведет?
Камера под номером триста тринадцать была тем самым петушатником, в которой и был определен Карцев. Именно Лыпарев и курировал эту камеру. Тем в общем-то и объяснялся его интерес к новоявленному изгою.
– Вот к тебе я его и определю.
– Да пожалуйста... Только ты, это, в курсе меня держи.
– В курсе чего?
– Ну кто-то же лишил его невинности.
– Почему кто-то? Михалев его фамилия. Рецидивист с пятнадцатилетним стажем. Всю жизнь по зонам, в голове сплошь уголовные понятия. Карцев карточный долг ему вовремя не отдал, тот его и опустил...
– Большой долг?
– Девятьсот тысяч. В отечественной валюте.
– Ничего себе!.. И какой срок был, ну чтобы долг отдать?
– Неделя.
– Михалев твой – полный идиот. Я бы на его месте и месяц бы ждал, и два...
– А он деньги получил от жены Карцева. Сначала двое пришли, забрали деньги. Сказали, что от него. Затем еще двое. Тоже от него. Но денег уже не было. Теперь Михалев уверяет, что денег не получал...
– Карцев – полный лох. И его жена такая же дура.
– Не спорю. Михалев развел их обоих. Его люди забрали деньги, его...
– Может, его самого кинули?
– Тогда бы он не стал опускать Карцева.
– Логично... Может, я вызову его к себе, поговорю?
– Ты? Михалева? К себе? – удивился Сизов.
Федя Скачок был прожженным уголовником, Лыпарев всячески избегал общения с такими личностями. А если вызывал их к себе на разговор, то лишь в случае крайней необходимости, и то не по своей инициативе. А тут вдруг служебное рвение проснулось.
– Ну, если ты переводишь Карцева в мою камеру, то мне и с Михалевым разбираться, – смущенно, как будто в оправдание, сказал Лыпарев.
– Да нет, я сам с ним разберусь... А тебя в курсе держать буду, – покачал головой Сизов.
– Ну да, ну да. Так даже будет лучше... Но в курсе меня держи.
Лыпарев взялся за ручку двери, собираясь уходить.
– А чайник? – спросил Андрей.
– А, ну да! – спохватившись, махнул он рукой.
Чайник Лыпарев забрал. Но с таким видом, как будто он не был ему нужен. Если так, то не совсем понятно, зачем он вообще приходил.
Дверь за спиной предательски закрылась, Карцев в испуге бросился к ней. Он-то думал, что в камере он не задержится, заберет вещи, и его сразу же отконвоируют в другую камеру.
Но, похоже, надзиратель бросил его на съедение тюремным волкам. А они все ближе и ближе. Федя Скачок во главе, за ним пакостный Дема и зломордый Гудок. Подходят к нему, останавливаются, смотрящий злобно скалится.
– Ну и чо встал, гнида! На парашу сел, ну! – рявкнул из-за спины Скачка Дема.
В ожидании побоев, испуганно, прямо в штанах Карцев сел на край загаженного унитаза.
– А теперь поговорим, парашник позорный, – злобно оскалился смотрящий. – У «кума» был?
– Н-нет... Следователь вызывал...
– Кого ты лечишь, вонючка? С «кумом» ты снюхался, пес? «Куму» стучишь, падла!
– Неправда...
– Правда не правда, а свое ты, пидор, получил... Жене своей звонил?
– Откуда?
– От верблюда. В майорских погонах... Или в капитанских? Кому ты стучишь?
– Никому.
– А я говорю, стучишь!.. За это тебя и опустили! А бабки все равно готовь, понял! Или жена твоя на круг пойдет!..
– Не тронь мою жену! – неожиданно для себя взбесился Карцев.
Он вдруг вспомнил, что есть сила в его кулаках. И терять ему нечего. Он вскочил с унитаза и без
