– Не пугай пуганого, начальник! Я ведь жалобу написать могу.
– Кому, прокурору?
– И прокурору. По надзору который. И пацанам своим...
– Это ты на что намекаешь, Михалев? – взвился Лыпарев.
Скачок внимательно смотрел ему в глаза. Поэтому и заметил страх, предательским всполохом вырвавшийся из глубин души.
– На то и намекаю, начальник, что у тебя жена, дети, – дожимая опера, хищно сощурился Федя.
– Ты у меня поговори! – в состоянии, близком к истерическому, воскликнул капитан.
– Все, молчу, начальник. Больше ни слова...
Скачок на все сто пятьдесят процентов был уверен, что Сизов не дрогнул бы перед его мнимой угрозой. Потому он даже и не пытался говорить с ним в таком тоне. А у Лыпарева душонка слабая. Так думал он, так и оказалось...
– Ничего, я с тобой еще разберусь! – пригрозил на прощание капитан и вызвал конвоира.
Весь вечер Скачок пребывал в злобно-мрачном настроении. Не нравилось ему, что Сизов смог расколоть его и вместе с тем растрезвонить о полученном заказе своим операм. Не велика беда, если до начальника тюрьмы дойдет. А если Костя обо всем узнает...
Ночь и навалившийся вместе с нею сон пригасили страхи, к обеду следующего дня от них ничего не осталось. А после обеда в камеру заехал новичок. Веселый, разухабистый паренек лет двадцати пяти. Бритая голова, уши торчком. Невысокий, исхудалый – кожа одна да кости, но жизненной энергии на целую камеру хватит. И баул, который он притащил за собой, был распухшим до неприличия.
– Здорово, братва! – с порога пробасил он густым и сочным, на удивление, голосом. – Долгих лет вам и удачи!
Гудок со шконки не успел подняться, а новичок уже стоял возле стола. Свернутый матрац ловко уложил на скамью, поверх поставил баул, тут же его распаковал. На столе появился солидный шмат сала в газете, вмиг выросла гора печенья, карамелек, лесных орехов.
– Чем богаты, тем и рады! – не обращая внимания на постную физиономию подошедшего к нему Гудка, трезвонил новичок.
– Ты вообще кто такой? – кисло спросил тот.
– Левка я. Ситник... Да ты не напрягайся, брат, не слышал ты обо мне, – разудало улыбнулся новичок. – Я здесь в первый раз.
– А ведешь себя, как будто на пятую ходку идешь.
Действительно, Левка держался чересчур независимо и совершенно раскрепощенно.
– Ты, случаем, не артист? – насмешливо спросил наблюдавший за сценой Скачок.
– Нет, я летчик, – совершенно серьезно, но с улыбкой до ушей сказал новичок.
– Чего?
– Летать умею, потому и летчик. И отсюда улететь могу.
– Как?
Молодецкий задор Левки оказался заразным – Скачок основательно включился в разговор.
– Каком кверху! Сейчас взорву косячок и улечу!
Федя и глазом не успел моргнуть, как новичок вытащил из рукава спичечный коробок. О его содержимом догадаться можно было запросто.
– Прячь, придурок!
Он невольно подался вперед, чтобы вырвать нечаянное сокровище из рук непутевого арестанта. Не хватало еще, чтобы вертухай его заметил.
Коробок исчез так же быстро и ловко, как и появился.
– Нет ничего! – улыбнулся Левка, смело глядя в глаза смотрящему.
– Сейчас нет, а вечером чтобы было. Вместе полетаем.
– Да какой разговор! Все для братвы, все для общака...
– Откуда про общак знаешь, если по первому разу? – расслабившись, спросил Скачок.
– Да брат у меня сидел. Он сейчас в зоне. И я к нему. Чтобы не скучал.
– За что?
– За решетку.
– Понятно, что ты за решеткой. Повязали за что?
– Так за решетку и повязали, – ликующе улыбнулся Ситник. – Решетку спер, на металлолом. Ну меня и повязали... А серьезно, за браконьерство. Рыбу глушил.
– И много наглушил?
– Да карасей с пяток.
– Шутишь?
– Если бы... К ним еще двух водолазов приписали.
– Прикалываешься?
Скачок и сам понимал, что Левка балагурит напропалую, но не злился, напротив, веселился от души.
– Нет.
– И где сейчас водолазы?
– В морге. А я здесь. Но ничего, мой адвокат меня вытащит. Он здесь недалеко, в соседней камере...
Скачок не расхохотался, но руку на живот положил. Определенно, ему нравился этот балабол.
Левка забавлял камеру до самого вечера. А ночью, после отбоя, достал заветный коробок с анашой.
– Чуден Днепр при тихой погоде, чуйна травка из Чуйской долины...
Дурь оказалась на редкость убойной. Скачок поймал приход с первого косяка. И братву торкнуло конкретно.
Ближе к полуночи в камеру вдруг ввалился вертухай. Ошалелые глаза навыкате, губы в искривленную трубочку.
– Где оно? – оглушительно громко спросил он.
– Что оно? – Скачок с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться.
– Привидение! Сюда, к вам забежало!
Федя понял, что нет никакого надзирателя, есть только глюки, которые он поймал. Сдерживать осатанелый смех не было больше смысла, и он от души расхохотался.
Глава 11
Олеся трогательно молчала. Красивая, милая, заботливая. Ладошка ее запотела в его руке, но, казалось, девушка этого не замечала.
– Тебе пора, темнеть уже начинает, – сказал Андрей, с нежностью глядя на нее. – Сама знаешь, город у нас не самый спокойный...
– Да, я пойду, – неохотно согласилась девушка. – Пока светло.
Будь палата одноместной, Олеся осталась бы с ним. Но вокруг соседи, мужики. Да и врач не разрешил бы ей заночевать здесь.
Олеся ушла, пообещав навестить его завтра.
– Повезло тебе, майор, с такой женой, – не без зависти сказал Олег Дмитриевич, сорокапятилетний водитель, жертва недавней автокатастрофы. – Молодая, красивая. А смотрит на тебя как... Даже поверить не могу, что женщина так мужика любить может...
– А может, вид делает, что любит, – сквозь зубы, голосом, похожим на злобный звон дикой осы, сказал татарин Бахтияр. – Здесь тебе глазки сделала, а сама на ночь к другому...
– Что ты сказал? – вскакивая с кровати, разъяренно спросил Андрей.
Голова закружилась от резкой встряски, к горлу подступила тошнота. Но остановило его не это. У Бахтияра была сломана челюсть, в двух местах, во рту проволочные шины. Достаточно было легкого удара по голове, чтобы изувечить его вновь. А это статья уголовного кодекса. Да и стыдно было связываться с калекой...
– Козел ты! – ложась на место, гневно сказал он. – Челюсть срастется, мы с тобой поговорим. Снова
