тех ни в чем не повинных чердачников, оружие не нашли. Собственно, их и пристрелили из-за этого оружия. Те, кто их брал, имели четкую ориентировку «преступники вооружены», поэтому не стали искушать судьбу и сразу начали стрелять. И после воплощения Мишиной затеи следствие могло пойти двумя путями: во- первых, кому чердачники могли толкнуть оружие, во-вторых – и это было самым нежелательным – следователь вообще мог усомниться в причастности ночных грабителей к убийству милиционеров. Таким образом в этом уже закрытом деле появлялся новый след, и он неминуемо привел бы охотников к нужной берлоге. Взвесив все «за» и «против», Миша вынужден был отказаться от своей давнишней затеи. Сашенька продолжал жить, совершать разные поступки, как плохие, так и хорошие, не догадываясь, что своей жизнью он обязан безымянному словоохотливому генералу, почему-то считающему, что девушкам легкого поведения могут быть интересны его рассказы вроде того, что однажды как нельзя кстати услышала Эля.
...Звонок раздался в самое неожиданное и неудобное время. Сперва Миша вообще не понял, что это, сон или какой-то звук с улицы. Было около пяти утра, за окном совсем темно, в квартирке, где было плоховато с отоплением, воздух под утро остыл до бессовестно низкой температуры. Миша вынырнул из-под одеяла, аккуратно прикрыл Элины плечи, схватил окаянный телефон и вылетел на кухню, прикрыл за собой дверь, ответил. Послушал несколько минут, не перебивая. Попросил о встрече, получил согласие. Спустя час они встретились в круглосуточном кафе «Де Марко».
В этот раз очкарик показался ему каким-то другим. Нет, все было по-прежнему: и очки, и голос, и руки нервно трепетали, но вот в лице молодого человека Миша отметил нечто, ранее им не замеченное, – неожиданную, неприятную крепкость. И крепкость эта немедленно себя проявила, когда Миша стал возражать, пытаться выдвигать свои, особенные условия. Сергей довольно упруго все Мишины претензии отклонил и настоял на собственном плане, на их с Наташей позиции. Ему нездоровится, он попросит дядюшку зайти к нему. Один тот не пойдет, возьмет с собой жену. Охраны поблизости не будет, может быть только на улице. Миша в приличном костюме зайдет в подъезд на несколько минут раньше, застрелит консьержа, закроет его конторку, мол, консьерж отошел, и поднимется на один этаж выше нужной квартиры. После того как он услышит, что мышь попалась в мышеловку, пусть подождет еще немного и спускается без сомнений, дверь Наташа оставит незапертой. В квартире он сориентируется по обстоятельствам – это уже его дело. Застрелить он должен старика, причем сразу, без всяких предварительных разговоров и наповал. Сергея же следует легко ранить в ногу.
– Без этого не обойтись, иначе будет выглядеть ненатурально. У меня из опыта подобного рода лишь детективные романы, читанные в детстве, но, думаю, навряд ли это дело поручат расследовать Эркюлю Пуаро и он сразу же, окинув меня пытливым взором, вцепится в мое липовое ранение, – усмехнулся Сергей. – Вот и все.
– Все? – Миша подался вперед. – А когда же деньги? Учти, что у меня на тебя неубиенный компромат. После того как он попадет в милицию, не нужно будет никакого Пуаро, чтобы тебя засадить лет на двадцать. Может, мне вообще и стрелять-то не нужно? Ты мне за эту запись и так любые деньги отдашь. А?
– Ничего я тебе не отдам, – прошипел Сергей. – Откуда у меня деньги, пока жив дядя? Да и запись эта только тогда будет считаться за серьезную улику, когда он будет уже мертв. Неужели не понятно?! Ты псих и шантажист. Иметь с тобой дело невозможно!
– А ты на моем месте не психовал бы? – Миша высморкался в салфетку и убрал ее в карман. – Тебе не стрелять, а вступать в наследство. Сколько же ты огребешь? Миллиард? Два?
– Не зарывайся, – Сергей вновь проявил свою крепость, и Миша испытал давно забытое им чувство покорности перед начальством. – Я рискую не меньше твоего и точно так же могу все потерять. Поверь, что я могу потерять гораздо больше.
– Когда же все это должно случиться? Мне ведь нужно подготовиться... – Миша вновь, в который раз, вспомнил о постепенности. Все идет не так, как должно бы. Опять скорость, опять этот галоп, когда не успеваешь толком сообразить, куда именно наступить, чтобы не провалиться в зыбучий песок.
– Сегодня вечером, часов в шесть. Чего долго тянуть, – пожал плечами Сергей. – Сделаешь свое дело, скроешься куда-нибудь на месяц-полтора, а потом станешь богатым человеком. Будешь крем Марго кушать, батистовые портянки носить.
– Неудачная аналогия, – Миша допил кофе, чересчур сильно стукнул чашкой о блюдце, и от удара оно раскололось. – Ну вот, битая посуда. Дурная примета...
– Слушай, иди к дьяволу, – вскипел Сергей. – Не надо ничего делать. Просто уходи и можешь мастурбировать на свой компромат!
– Ладно, ладно... – примирительно забормотал Миша. – В шесть так в шесть. Договорились. Успеем еще к дьяволу-то. Все там будем.
Мемзер, стоя в ванной, с помощью двух зеркал рассматривал себя со спины. Между лопаток наливался чернотой кровоподтек – работа Агамемнона. Странно, он совершенно ничего не чувствует. Впрочем, чему удивляться? Через несколько дней вторая часть его затеи состоится, вот тогда он и станет внимательно прислушиваться к себе. Как, должно быть, это будет забавно – слушать обратный ход часов внутри себя. Сергей ничего не подозревает, наоборот, просто светится от счастья – он уверен, что в клинике ему вкатили дозу экспериментального препарата, убивающего ВИЧ. Срок действия от сорока восьми до ста часов, теперь ему нездоровится. Агамемнон сказал, что так и должно быть: клетки принимают чужое для них активное вещество, начинается бурная перестройка всего организма и от этого повышается температура. Ничего, ждать осталось совсем недолго, скоро его племянник высидит золотое яйцо.
«Ведь умрет. Умрет на моих глазах, – подумал Мемзер. – Ни в чем не виноватый, глупый, но, в сущности, неплохой, беззлобный парень. Жаль его, но что поделаешь! Сколько же он будет стареть? Год, два? Агамемнон сказал, что точного прогноза он дать не в состоянии, слишком мала история опытов. Собственно, ее вообще никакой нет, истории. Ведь он испытывал свои причуды только на собаках, людей не задействовал... Да-а-а, лежит племяник, температурит, счастлив, что излечился от смертельной болезни, и не знает, что на самом-то деле все обстоит ровно наоборот».
Из раздумий его вывел голос жены за дверью. Она сказала, что звонил только что Сергей, предлагал им прийти в гости. Что он думает? Она не против.
– А почему бы и нет? – обрадовался Мемзер. – Я как раз думал, что неплохо было бы навестить Сережку. Ведь он живет где-то здесь, неподалеку? Кстати, я-то у него и не был ни разу! Скажи ему, что мы придем. Покупать ничего не надо, пусть лежит. Позвони в «Ермак», закажи побольше всего. Рождественские каникулы – это время обжорства. Ничто так не лечит, как русская кухня.
– Он предлагает к шести. Не рано?
– Думаю, в самый раз, – ответил ей Мемзер, и еще раз с сожалением поглядел на свою спину. – После можно поехать куда-нибудь вдвоем, развлечься. Ты не против?
– С удовольствием, – с готовностью, как будто еще не дослушав мужа до конца, согласилась Наташа.
...Она одевалась очень тщательно, словно готовилась к торжеству. Отыскала в шкафу великолепное, недавно купленное в Столешниковом платье – там был один из ее любимых в этом городе магазинов. Когда Наташа приезжала за нарядами, магазин закрывался, и она бродила между вешалками в одном нижнем белье, мерила все, что нравится. Такое позволялось не каждому. Кроме как для нее, магазин закрывали лишь для молоденькой телеведущей с громкой и дурной репутацией. Продавщица магазина как-то принялась рассказывать Наташе о повадках этой девчонки, но Наташа прервала ее, сказала, что подобные истории ей неинтересны, не ее уровень. Продавщица осеклась на полуслове, и Наташа видела, что мелькнуло у нее в глазах. «Чего же ты так бесишься, дурочка? Для тебя эта публичная лошадь так много значит. Ты польщена своей ролью, когда подаешь ей платье или поясок», – вот что она подумала тогда.
Надев чулки, платье и закончив свой образ на сегодня, Наташа воровато оглянулась на дверь: нет ли кого? – нагнулась и принялась что-то искать в шкафу. Достала небольшую, словно визитница, сумочку, открыла ее, проверила, все ли на месте, поглядела на себя в зеркало и перекрестилась.
Без нескольких минут шесть чета Мемзеров отправилась навещать любимого племянника. Было решено пойти пешком, прогуляться. Телохранители следовали на почтительном расстоянии спереди и позади, их присутствие совсем не ощущалось. Супруги беседовали о чем-то легком, старательно огибая неудобные углы воспоминаний о недавней трагедии. Мемзер дурачился, рассказывал анекдот в лицах, мычал коровой, хрюкал свиньей, что получалось у него особенно удачно, и возле самого подъезда подскользнулся, причем и
