выпячивать таким образом собственную персону, привлекать к себе лишнее внимание. Можно было бы попробовать перед очередным, скажем, воскресным визитом Сергея оставить дверь приоткрытой, дать лакею выходной, но внешнюю охрану девать некуда, она своих позиций менять не станет. Нет-нет, и дом не подходил совершенно.
– А если здесь?! – внезапно очень громко воскликнула Наташа. – Если заманить его сюда? Ведь он ни разу здесь не был! Здесь все и свершится. К тому же очень удобно, остается только консьерж, но с этим можно как-нибудь управиться.
На том и порешили, и Сергей, совершенно на законных основаниях, как и водилось все то время, что они были вместе, спустя полчаса от ее ухода отправился в гости к дядюшке. Тот встретил его с прежней теплотой, обнял, налил ему и себе коньяку, пригласил в кабинет для уютной беседы тет-а-тет, обстоятельно рассказал обо всем случившемся в горах. Затем завел какой-то непонятный далекий разговор о пользе медицины, регулярных осмотров и витаминной диеты. Сергей рассеянно кивал и собрался лишь тогда, когда оказалось, что Мемзер о чем-то переспрашивает его.
– Простите, дядя, я что-то задумался. Все никак не идет из головы эта трагедия. Вот уж точно, про такое говорят «нарочно не придумаешь».
– Да уж куда там... Я повторю свой вопрос. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Вполне, – Сергей ухватил себя за нос и чихнул в кулак, рассмеялся. – Вот и подтверждение. А зачем вы спрашиваете?
– Да так... Помнишь, мы с тобой ездили в лечебницу?
– К рыжему доктору Гене? Помню, – у Сергея вдруг нехорошо кольнуло в груди.
– Придется поехать к нему еще раз, – Мемзер закинул ногу за ногу и, держа на отлете бокал с коньяком, рассматривал содержимое сквозь свет настольной лампы. – Он мне звонил. У тебя что-то неважные анализы. Поедем? Когда? Давай прямо завтра и поедем, у него выходных не бывает, и живет он прямо возле работы. Согласен?
«Плохие анализы»... Какие, к черту, анализы? С чего им быть плохими? И тут же вспомнился Сергею тот вечер в клубе, когда он впервые увидел Элю, будь она неладна, и ту проститутку с холодными руками. Сначала у него ничего не получалось, но потом... Неужели что-то от нее? Да и в праздничную ночь в клубе ее не было. Может быть, совпадение, а может... О, черт!!!
– Едем, – струсив и побледнев, выдавил Сергей. – Завтра утром. Можно?
– Конечно, – улыбнулся дядюшка. – Ведь я должен заботиться о тебе, сынок.
Агамемнон пребывал на границе возбуждения и паники, что было совершенно легко объяснимо и ставило ученого выше любой критики. Он стал первым в мире, кто проник в тайну долгой жизни, и сделал это совершенно реалистично: никаких портретов Дориана Грея, никакого доктора Фауста, только наука, не допускающая вольности трактовок, записанная понятным языком. И пусть он не столь красив и нет в нем рифмы, зато труд ученого можно с полной уверенностью назвать формулой бессмертия. «Придется тебе наврать пареньку, Гена. Он испугается, и ты под этим соусом делай с ним что хочешь», – инструктировал Агамемнона дядюшка. Тот послушно кивал, шелестела его львиная рыжая грива, и руки потели от волнения.
В день, когда все должно было свершиться, ученый преобразился. Выразилось это в тщательно, до блеска выбритой голове – древний обычай, хорошо знакомый на Востоке. Начиная над другими что-то новое, особенно важное, начинай с себя. Таким вот, совершенно лысым, и встретил Агамемнон дядюшку и молодого человека, тяжело плетущегося следом.
– О! – восхитился Мемзер. – А тебе идет, Гена! Ты так и оставайся, – и отпустил старую надоевшую остроту насчет экономии лысыми шампуня.
Вновь лифт, безлюдный коридор подземного этажа, кабинет номер семнадцать и кушетка. «У вас вирус иммунодефицита на ранней стадии. Вы хотите быть здоровы? Я помогу вам. Сейчас введу успокоительное, а потом вас перевезут в другой блок. Операция пустяковая, всего лишь несколько уколов, но болезненных. Поставим вам наркоз, и сегодня же домой», – Агамемнон говорил убедительно, сделал Сергею укол в плечо, ввел транквилизатор. Сергей почти сразу «поплыл», глаза остекленели, взгляд стал бессмысленным. Агмемнон растопырил пальцы, поводил ладонью над лицом своего пациента, остался доволен результатом – никакой реакции.
– Слушай, Гена, а он не умер?! – встревожился Мемзер. – На вид-то не больно живой.
– Спокойно. Ничего с ним не случилось, просто временный нервный паралич, мозг блокирован. Ему сейчас хорошо, он почти в раю... – ученый выдохнул. – Ну, или я зову санитаров, или?..
– Или что?
– Тебя тоже предстоит обездвижить, дать наркоз. Уколы очень болезненные: в сердце, в спинной мозг. Здесь тебя отправить в рай или уже в операционной?
Мемзер замахал руками:
– Нет, нет. Здесь не надо. Не хочу, чтобы меня как бревно везли по коридору рядом с другим бревном. Давай уж в операционной...
...Их положили рядом, на соседние столы, и Агамемнон, приказав включить яркие лампы, принялся за дело. Взял образцы клеток Мемзера, соединил с марианским белком и полученное в специальном растворе ввел Сергею. Все это растянулось на несколько долгих часов.
Миша сделал копии видеозаписи. Банкам он по вполне понятной причине не доверял, поэтому камеры хранения московских вокзалов были в очередной раз использованы в преступных целях. Теперь у них с Элей были кое-какие средства из тех, что ссудил им племянничек под смерть родного дяди. Миша, разумеется, не знал никаких подробностей, и часто успокаивал Элю, когда та принималась нервно мандражировать:
– Ты видала? Мы с тобой ангелы по сравнению с этим очкариком. Заказать родного дядю – это ж кем надо быть!
– Мишенька, у меня душа не на месте. Вдруг он что-нибудь такое сделает против нас?
Но Миша только посмеивался:
– Ничего он не сделает. Он помнит про свои выкрутасы на видео. Ты будешь неподалеку, если со мной что-то случится, отправишь диски в газеты и выложишь в интернет. Я научу, как это сделать. Больше у нас никакой защиты нет, но уверяю тебя, одной этой записи более чем достаточно. Он не дурак, он все прекрасно понимает. Остается немного подождать. Вот вернется этот старикан, я его шлепну, и у нас с тобой будет прорва денег. Что мы купим в первую очередь?
И они принимались фантазировать, совсем как дети, пребывающие в мечтаниях о какой-нибудь невероятной игрушке. Здесь была и новая машина, и квартира, и два месяца у теплого моря, а дальше они не заглядывали – обоим не хватало воображения. Вместо чего-то конкретного появлялась сплошная сахарная вата, и мелькали в ней какие-то соблазнительные вещицы из миллионерской номенклатуры вроде запонок с каменьями и слезоподобного крупного бриллианта на тоненькой платиновой цепочке.
Им довелось насладиться сюжетцем из криминальной хроники – так они узнали, что их вновь никто не ищет, что кто-то оказался менее удачливым и вместо нескольких лет в тюрьме за ограбление получил мстительную пулю. К слову сказать, в сейфе, украденном этими бедолагами, ничего особенного не оказалось. Так, всякие пустяки с мелочью. Вот уж воистину, есть фарт бандитский – и есть все, а коли нет его, то нет во всем. Так и ушли двое неудачников в мир иной под аккомпанемент проклятий осиротевших семей убитых Плешаковым милиционеров. Ушли, и никому и никогда не суждено будет раскрыть эту на вид такую простую тайну.
Миша торжествовал: «Вот видишь! Видишь! Как нам везет! Мы самые удачливые, мы как Бонни и Клайд, как Микки и Мэлори – прирожденные убийцы, и в мире нет силы, способной нас остановить!» И Эля радовалась вместе с ним, и вместе с ним незаметно сходила с ума.
Сашенька Лупарев должен был стать очередной жертвой, и Миша начал готовиться к тому, что сам он называл «операция Возмездие», но из этой затеи ничего не вышло. После тщательной проработки вдруг стало понятно, что милицейское оружие никак нельзя использовать более одного раза. Какой-то подвыпивший генерал – один из частых посетителей борделя, рассказал Эле, что такое баллистическая экспертиза. Получалось, что стоит только Мише пустить в ход пистолет милиционера, те, кто станет потом расследовать это убийство, направят пули на экспертизу, пистолет всплывет, а вместе с ним возникнет вопрос – кто же все-таки повинен в смерти наряда вневедомственной охраны? Когда пытались задержать
