– Сумел нажить – значит, молодчина! Живем-то один раз.
Таксист вдруг успокоился так же неожиданно, как и вспыхнул пять минут назад. Он немного помолчал и ровным голосом ответил:
– У государства воровать большого ума не надо. Бессребреников сейчас не осталось, это понятно. Они раньше, при коммунистах, изредка встречались. А вот это ваше, молодой человек, «живем один раз» мне напомнило, как я, давно уже, вез на дачу директора Елисеевского магазина и его любовницу, всю в мехах и в брюлях. Она всю дорогу с него что-то требовала, а он и говорит: «Да все, что тебе будет угодно, дорогая! Живем-то один раз!»
– Ну, и к чему вы мне это рассказываете?
– Да расстреляли его потом, вообще-то. «Сколь веревочке не виться», как в народе говорят. Да и ОБХСС тогда работал будь здоров!
– По-вашему, лучше без брюлей и мехов и с прорехой в кармане жить на одну зарплату, так, что ли?!
– Да. – Таксист стал совсем серьезным. – Да. Именно так. Я тридцать два года за баранкой, много чего видел, много кого возил, да только такие вот деньги – они счастья никому не принесли. А я человек честный. Смену отработал, машину поставил, в парке с ребятами кирнул, и на подушку. Зато спокойно.
Герман усмехнулся:
– Тогда у нас с вами разные точки зрения.
Таксист угрюмо кивнул. Герман почувствовал, что вечер перестает быть томным. Вся романтика кончилась, так и не начавшись. Он попросил отвезти его домой. Подъехали к дому, остановились, Герман отдал таксисту деньги. И перед тем как хлопнуть дверцей, не выдержал:
– Но ведь это так романтично! Едешь по городу, а со всех сторон на тебя смотрит твоя самая любимая женщина и признается тебе в любви!
Таксист спокойно глянул на Геру и произнес убийственную фразу:
– Для таких вот на свой карман романтиков фонарных столбов и веревки в России всегда хватит…
Перед тем как погрузиться в крепкий алкогольный сон, дьяволенок, заменяющий Герману внутренний голос его души, сказал, а Герман, открывая рот, выдал в темный покой неосвещенной комнаты следующую, давно зревшую в нем мысль:
– Раз ему можно, значит, и мне тоже. И всем можно. Вот так.
И он уснул.
Герин сон
Сон, приснившийся Герману, был изумительно ясным и воспроизвел события двухлетней давности. Тогда все было тихо и спокойно: рабочие будни проходили в приятной сентенции увода денег из родного «Рикарди» и длинных кокаиновых дорог, больше похожих на рельсы, тянущиеся куда-то за горизонт. По роду работы Герману не нужно было ездить в регионы, но однажды заболела девушка, сотрудник регионального отдела, ответственная за презентацию в Новосибирске. А презентация, между тем, была ответственнейшая! И в качестве специально приглашенных гостей мероприятия, на котором должен был присутствовать весь оптово-рознично-ресторанный бизнес Новосибирска, ожидалось прибытие высокопоставленных старых грибов из головного офиса «Рикарди»: седовласых французов с большими грушевидными носами и в клубных пиджаках. Германа попросили помочь провести презентацию, и он нехотя согласился вылететь в Новосибирск на два дня.
Провинцию Герман панически боялся и не любил. Везде ему мерещились «чисто конкретные пацаны», все «в распальцовках» и с пистолетами «ТТ» в карманах малиновых пиджаков. Поэтому, прибыв в гостиницу в центре города, он забаррикадировался в номере «люкс» вместе с двумя «кораблями» марихуаны, пятью граммами кокаина и двумя бутылками виски «Glenmorangie». До презентации оставались почти сутки, и Гера решил совершить долгий и увлекательный трип по дальним закоулкам сознания, не покидая своего гостиничного пристанища. Развел кокаин в виски, забил огромную папиросу и только собирался чиркнуть зажигалкой и вызвать нефритового шайтана – спутника всех гостиничных путешественников-драгюзеров, как подал голос телефонный аппарат, стоящий на телевизоре.
Гера от досады плюнул, да так точно, что плевок как пуля пролетел всю комнату и попал точно в глаз копии портрета работы Веласкеса «Неизвестный в доспехах с открытым забралом». Подумав, что звонят устроители завтрашней презентации, он снял трубку:
– Герман Кленовский, слушаю!
– Аллёооо! Маладой челавеэээк! Девушку не желаитеее! – С убожеской попыткой придать тембру речи сексуальный вампиризм, проблеял в трубку тусклый женский голос.
Герман ничего не ответил и лишь швырнул трубку на рычаг.
Посидел, покурил. Стало хорошо и приятно. Поднес к губам стакан с современным вариантом пелевинского «балтийского чая». Вспомнил Жербунова и Барболина – двух пройдох-матросов из «Чапаева и Пустоты» – своей любимейшей книги. Оба были любителями побаловаться «балтийским чайком»: смесью водки и кокса. Нынче водка – «моветон», и вместо нее односолодовый шотландский малт, выдержанный в бочках из-под «Шерри».
Засунул в «чай» язык, и кончик его мгновенно занемел. В ноздри ударил запах заснеженных вересковых пастбищ под Ивернессом, и вновь трип прервал звонок.
Уже другой, но в той же тональности голос:
– Молодой человек, не желаете провести время с девушкой?
Герман разъярился:
– Да пошла ты! – Грохнул трубкой по дешевенькому корейскому аппарату. – Сука спидованная!
Герман не любил проституток лишь по одной причине: он панически боялся заболеваний, передающихся половым путем. Небольшой опыт общения с продавщицами траха у него, безусловно, имелся, но, услышав однажды по телевизору сообщение о том, что 85% московских путан больны гепатитом «С», Герман и
