плавятся и размером с голову Вовы Козакевича. Хочу собственноручно надеть тебе это на палец и кое-что предложить.
– Ну, так предлагай.
– Я не настолько дитя прогресса, чтобы делать своей любимой предложения такого рода по телефону.
– Ох, Герочка, а я ведь подумала, что ты решил меня обнулить. Что ты совсем забыл меня… – Кира притворно вздохнула, но в голове у нее были иные мысли: «К черту этого, женатого на лесбиянке Рогачева. Кленовский человек Сеченова, завербован ЦРУ, знает, что я тоже на них работаю, в ЦРУ такому союзу будут только рады, а потом, в конце концов, если попасть под крыло к самому Сеченову, то можно кинуть ЦРУ на деньги и потом послать подальше. В общем, придумается что-нибудь. Кольцо с бриллиантом – это брачное предложение. Соглашусь. Главное не говорить никому, а то все завистливые, сглазят еще, чего доброго».
– Я очень хочу тебя видеть. Прямо сейчас.
– Хорошо, я сейчас приеду.
– Да не надо самой-то. Я водилу пошлю своего. Ну, Вову? Помнишь его? К тому же я на даче под Воскресенском, ты сама не найдешь.
– У кого это дача в такой мониной попе? – с легким подозрением спросила проницательная Кира.
– У Сеченова, разумеется. У него таких загородных домов много.
– Как, и он… там?
– Конечно! И рвется нас благословить! Он тоже тебя ждет, сказал даже, что давно мечтал видеть тебя в своем аппарате.
У Киры от такого сногсшибательного шанса закружилась голова. Еще бы! И муж, без пяти минут птица высокого полета, и знакомство с самим Сеченовым, и какие-то совершенно космические перспективы!
– Где твой водила-то?!
– Сейчас я ему скажу, и он через час будет у тебя. Ты только не пугайся – он на своей машине. У нас «Ауди» на плановом техосмотре в сервисе под потолком висит.
– Да это ерунда. Милый, жди меня-а-а-а! – пропела Кира и побежала в ванную «наводить красоту».
…Гера вернулся к машине Володи, залез внутрь «жигуленка» и поерзал на неудобном сиденье. Вова ждал его ответа, но Гера отчего-то тянул. Он понимал, что сейчас, сказав этому биороботу «фас», он зачеркнет в своей жизни право на что-то очень и очень важное. На некое возвращение или что-то в этом роде, чего Гере не дано было понять, но дано было предвидеть. Однако останавливаться было уже поздно.
– Она тебя ждет. Поезжай.
– Ну, «с богом» в таких случаях не говорят вроде. Да, братан?
– Да, Володь. Не тот это случай. Ты, когда все закончишь, чтоб все концы в воду, понял? Не смей эту «дуру» у себя оставлять, я говорю о пистолете.
– Да ладно, чего я детективов не читал, что ли?
– Как уже в Москву поедешь, позвони. Вмажем.
– Это само собой. Я и сам хотел предложить.
– Давай. Ни пуха тебе.
– К чертям собачьим.
…Он зашел в подъезд, позвонил по телефону и сказал, что его железная дверь не открывается. Ему ответили, что бригада сможет подъехать только через час: много вызовов. Затем поднялся на лестничную площадку и вместо своей квартиры направился к двери соседки. Той самой, которой Настя передала для него ключи. Он позвонил, она открыла. Гера сказал, что заело дверь и он вызвал службу спасения, долго ждать и, может быть, у нее найдется для него стакан воды. Соседка пригласила его выпить чаю и в течение часа расспрашивала его о причинах расставания с Настей. Гере поневоле пришлось удовлетворить ее стариковское любопытство, ведь она была его алиби…
…Кира выглядела просто сногсшибательно, а в этой убогой «девяносто девятой» и вовсе смотрелась словно бриллиант в оправе из железа, хотя бриллиант не в силах испортить ничего, поместите его хоть в кучу навоза, и в этом случае навоз будет навозом, а бриллиант… ну и так далее. Вова сперва даже подумал, что перед тем, как лишать ее жизни, неплохо было бы «взнуздать такую кралю, которая дает только миллионерам», но вспомнил про трехкомнатную квартиру, про четыре красивые пачки в мешке из-под мусора и решил, что риск в этом случае вовсе не благородное дело. Они ехали молча. Кира мечтала о своем: ей грезились большие города, голубые лагуны с белоснежными песочными пляжами, дом в Булонском лесу и огромная белая яхта. А Володя размышлял о том, как здорово, что Судьба наконец-то повернулась к нему тем местом, куда сподручнее было ее поиметь, и уже раздвинула ноги, дружелюбно приглашая Вову на свое ложе. Километры позволяли себя обгонять, и чем больше их оставалось позади, тем меньше оставалось песчинок в верхней колбе песочных часов жизни Киры.
Вова доехал до указателя «Воскресенск», свернул с Горьковского шоссе налево и, оставив в стороне город, покатил к окраине. Кира смотрела, как кончилась сперва относительно хорошая асфальтовая дорога и начался проселок, на котором «жигуленок» стал колотить немилосердный тремор, затем закончились садовые товарищества и коттеджные поселки, и теперь впереди была лишь «бетонка», прямой нитью уходящая в лес. К тому же в машине стало как-то неприятно попахивать: запах отстойников, не замерзающих никогда, даже в самый лютый мороз. Квадратные, бездонные, каждый размером с футбольное поле, полные черной маслянистой жижи, отфильтрованной мембранами очистной линии воды, они внушали ужас лишь при одном только взгляде на них. И казалось когда-то маленькому Володе, бывавшему в этих местах в далеком детстве, что живут в этих отстойниках страшные, небывало уродливые чудовища-мутанты. Черные резервуары наполнял такой яд, что любая органическая материя растворялась в нем без остатка за считаные часы. Сюда, в начале сумерек ранней весны, и привез Вова свою жертву. Встретить в этом жутком месте живую душу было невозможно и днем, а уж в это время и вовсе невероятно. Кире стало страшно.
– А куда это мы приехали? Ты что, заблудился?
