очередной молитвы касаясь обнаженной женщины своим мечом. Однако даже прежний, зудящий звук не появлялся, и ни о каком присутствии потусторонних сил ничто не свидетельствовало.
Лицо гроссмейстера было искажено яростью и негодованием. Он принялся страшно ругаться, так, как умеют это делать, пожалуй, одни только ирландцы после осушения изрядного количества своего любимого сорта виски. Видимо, эта брань входила в сам ритуал, так как, вдоволь посквернословив, О’Рейли, как ни в чем не бывало, призвал всех присутствующих молиться вместе с ним, а заодно воззвал к замурованным и подвешенным полутрупам. В подземелье поднялся гул людских голосов, в унисон произносящих слова нечестивых молений, но результат был прежним: ничего не произошло, никто не явился на призывы собравшихся масонов, и женщина-медиум, в которую должен был войти дух, чтобы говорить с присутствующими, оставалась неподвижна.
Игорь, ощущая некоторую вину оттого, что весь этот обряд был затеян в первую очередь из-за него, хотел было просить о его прекращении ввиду явного провала замысла О’Рейли. Однако, поразмыслив, решил не делать этого и подождать, чем же все закончится. Впоследствии он часто винил себя в малодушии и пустом любопытстве, приведших к непоправимым последствиям.
Трагедия разыгралась после того, как, исчерпав все возможные способы: призыв к факирам, принесение в жертву коровы – животного, у индусов священного, оттого демонопоклонники очень надеялись, что именно эта жертва принесет им должный успех, – и даже кровопускания одному из масонов (он вскрыл себе вены на руке и долго кропил своей кровью лежащую женщину), так ни к чему и не привели. Более часа гроссмейстер бился над решением задачи, но решения, то есть результата, это не принесло.
И вот, когда Игорь решил, что обряду наступил конец, и уже предвкушал наполнить легкие свежим воздухом, О’Рейли, совершенно впавший в мистический экстаз, граничащий с настоящим безумием, дико вращая глазами, выкрикнул:
– Хахлар аддим!
И тут же все присутствующие завопили:
– Хахлар аддим! Хахлар аддим!
Под эти вопли гроссмейстер подскочил к алтарю, взмахнул своим мечом, оказавшимся не каким-нибудь бутафорским, а самым настоящим и притом превосходно отточенным, и отсек лежащей женщине голову.
После совершения человеческого жертвоприношения масоны принялись с утроенной силой взывать к сатане, но все оказалось напрасным, Шива не появился, и О’Рейли, в бессилии подняв меч, заявил, что их жертва не принята.
– Шива является только истинным своим слугам, – с дрожащей торжественностью произнес гроссмейстер, – значит, среди нас тот, кто лишь притворяется его слугой, а на деле подло лжет нам и потому достоин смерти! Воздадим же должное мудрости Люцифа, дабы он указал нам на изменника и мы могли бы подвергнуть его неисчислимым мучениям, прежде чем душа его станет достойной быть помещенной в аду!
Произнеся весь этот бред, впрочем довольно угрожающий, О’Рейли поднял с пола отрубленную женскую голову, взяв ее за волосы и держа перед собой в вытянутой руке, стал подходить поочередно к каждому из масонов, заставляя его произнести присягу на верность сатане. Что должно было случиться вследствие установления фальши при произнесении слов присяги, Игорь так и не узнал, потому что гроссмейстер, обойдя всех присутствующих, за исключением Игоря, не проронил ни слова. Игорь оставался последним в шеренге подвергшихся проверке масонов, но О’Рейли отчего-то закончил свое расследование как раз перед ним.
Отведя в сторону руку с зажатой в ней женской головой, гроссмейстер сказал, обращаясь к Игорю:
– Никто из братьев, здесь собравшихся, не лжет. Тебе известны слова присяги?
– Да, известны.
– Ты готов произнести их?
– Готов.
– Ты должен подвергнуться испытанию. Мы не знаем тебя должным образом и должны удостовериться в твоей честности. Следуй за мной…
…Мистер Ты и Гера подошли к одному из деревенских домов. Он ничем не отличался от остальных, если бы не полное отсутствие забора, о былом наличии которого свидетельствовали трухлявые столбы, вкопанные когда-то на одной линии.
– Знаешь, я всегда привык быть доказательным, – проговорил Мистер Ты, – не люблю, когда меня считают пустомелей. Сеченов хочет, чтобы ты привез меня в Москву, не так ли? Думает, я опять стану заговаривать толпу?
– А что? Прежде случалось? – поинтересовался Гера.
– О! – Мистер Ты прищурил глаза. – Много раз. Я это хорошо умею делать. Но ехать с тобой к Сеченову я не хочу, вот в чем загвоздка.
Гера озадаченно уставился на Мистера Ты:
– Как это не хотите? То есть как это вы не хотите ехать?! Я сам, лично, приехал за вами так, чтобы никто, кроме нас троих – вас, меня и генерала, – об этом не узнал. Я чуть было не погиб в автокатастрофе, я…
– Встретил девушку, о которой ты постоянно думаешь, – с улыбкой закончил за Геру Мистер Ты.
– А откуда вы об этом знаете?
– Долго объяснять, а если коротко, то из твоей головы. Там можно читать, как в открытой книге. Несмотря на все твои негодяйства, ты поразительно искренен сам с собой, это меня радует. Это вселяет в меня надежду, что у нас с тобой все получится.
Гера помотал головой из стороны в сторону так, что почувствовал даже легкое головокружение:
– Брр… Я перестаю понимать. Вернее, давно уже перестал.
– Я все объясню, мне только надо кое в чем убедиться.
– В чем же? – Гера подумал, что по Мистеру Ты, верно, давно уже плачет смирительная рубашка, и Мистер Ты, поймав его мысль, картинно закинул руки за спину:
– Кажется, когда надевают смирительную рубашку, то ее длинные рукава завязывают сзади? Поверь, что тебе лучше сейчас слушаться меня, ведь ты на моей территории. Не забыл? Вот и прекрасно, – добавил он, увидев, как пораженный Гера не в силах вымолвить слова в ответ, кивнул. – Тогда давай зайдем?
И Мистер Ты пошел по еле заметной тропинке к брошенному дому с заколоченными окнами, а следом за ним пошел Гера…
…В нескольких километрах от Калькутты есть своеобразная зона отчуждения, причем существует она с незапамятных времен, никогда никем не осваивалась, никогда ничем не застраивалась. Это унылая равнина, в середине которой возвышается скала в форме сильно усеченного конуса, похожая скорее даже на трапецию. Однажды когда «Кока-Кола» подыскивала место для своего завода, то по первости облюбовала для себя именно эту равнину. Президент индийского филиала – надменный англичанин, чьи предки в период колониальных войн хозяйничали в Индии, словно у себя дома, лично разработал проект освоения безлюдной и дикой территории и не сомневался, что местные власти одобрят его без лишнего шума. Каково же было его удивление, когда однажды вечером у него в номере «гранд-люкс» лучшего в Калькутте отеля «Ашоги» раздался телефонный звонок не откуда-нибудь, а из ЦРУ!
Позвонившая девушка в очень вежливой и доходчивой форме попросила англичанина отказаться от своих притязаний именно на эту территорию:
– Прошу вас понять меня правильно – вы не знаете обычаев этой страны. Это место особенное, оно, если хотите, проклято одними и священно для других. Это одна большая братская могила. Мы настоятельно не рекомендуем вам использовать эту территорию.
Англичанин был надменен и упрям. Больше всего на свете он боялся потерять чувство собственного достоинства и поэтому ответил, что ему, в сущности, наплевать на обычаи «дикарей», которых его прадедушка десятками расстреливал просто ради забавы, и он все-таки сделает так, как и было задумано раньше, «тем более что „Кока-Кола“ стоит больше, чем вся эта грязная страна, черт бы ее побрал, с ее священными коровами и Камасутрой».
Девушка ничего не ответила и повесила трубку, а той же ночью англичанин исчез из номера «гранд-
