Джулия потрясенно уставилась на него с открытым ртом. Потом она завопила:
- Ты убил меня?!. То есть её! Но это все равно!.. Зачем ты это сочинил?
- Потому что иначе таких равнодушных, как ты, не проймешь. Вам не нужна идиллия. Вам нужна бойня! Ну так и получайте её.
Джулия негодовала:
- Одно дело читать про абстрактное убийство, а другое дело... Ты хоть знаешь, что такие штучки сбываются, а?
- Ну, не преувеличивай. Прототипы всего лишь прототипы. Не надо тут вудизм и всякую мистику разводить...
Джон встал и принялся мыть чашку над раковиной.
- Как ты вообще мог до такого додуматься?! - Джулия не унималась. - Это что, у тебя в подсознании?.. А кто этот тип, убийца? Сумасшедший?
- Нет. Это был бывший муж этой женщины. Он был байкером, попал в тюрьму, она с ним развелась, а он считал её свой собственностью. Долгие годы, сидя за решеткой, он лелеял мечту о мести, наконец, вышел - и отомстил ей.
Джулия побледнела и с трудом удержала чашку. Остатки чая пролились на её несвежие джинсы.
- А тебя, стало быть, он пощадил? - нехорошим голосом спросила она.
- Нет. Просто он не успел. Какой-то проворный полицейский вышиб негодяю мозги. В точности как до этого мерзавец вышиб мозги у своей бывшей жены...
- Перестань!!!
Вот на такой ноте они отметили трехлетие совместной жизни.
13
'...отметили трехлетие совместной жизни'.
Ну, все, на сегодня хватит, решил Джон.
Он сохранил файл, переписал последний вариант на дискету, закрыл 'Макинтош', с хрустом потянулся. Посмотрел на свои часы 'Сейко' тропического образца, которые он купил за двенадцать долларов еще в 1971 году, - без одной минуты полночь.
За иллюминаторами давно стояла ночь. Растущая луна лодочкой плыла по черному небу среди созвездий, некогда чуждых Джону, а теперь ставших родными.
Он вышел на палубу. Гладкие доски приятно холодили босые ступни, будировали затекшие мышцы ног. Черт возьми, опять сегодня на прогулку не пошел, с сожалением подумал Джон. Ладно, утром наверстаю. Сыграем с доктором партию в теннис.
На яхте все было спокойно. Она опять стояла на якоре на привычном месте, точно в центре лагуны. Небо было звездным, и вода была звездной, и казалось, что яхта, как космический корабль плывет среди созвездий. Вокруг палубных светильников вились мошки, и ночные бабочки бились головками о стекло и шуршали крыльями. Чуть слышно плескалась вода за бортом. Кольцеобразный берег был погружен во мрак. Деревня Дого словно вымерла. Аборигены рано ложатся спать, чтобы рано встать. И в раю тяжко трудятся: занимаются сельским хозяйством, ловят рыбу, устриц, еще что-то достают из океанских глубин, что можно продать жадному до разного рода диковин западному миру.
Он разжег сигару. Вяло подумалось, что надо бы совсем завязить с курением. Воздух здесь так хорош, что разбавлять его ядовитым дымом просто преступление перед самим собой. Но что ж тут поделаешь, привычка. Как там у Пушкина... '...та-та-та привычка нам дана...' нет... 'Привычка свыше нам дана, замена счастия она'. Забыл. Надо будет перечитать. Хотя русский язык такой трудный - одни падежные окончания сведут с ума... А русские идиомы... Вот, например, у Довлатова вычитал такую фразу: 'Здравствуй, жопа, Новый год!'. По отдельности все слова понятны, а смысл фразы совершенно темен. Надо будет у Чижикова-Пыжина испросить разъяснения в электронном письме...
Джон быстрее обычного почувствовал перенасыщение организма никотином, без сожалений выкинул огромный окурок в воду (мельком подумал - вот и опять сделал маленькую подлость, ведь есть же пепельница!), спустился к себе, открыл бар, вынул бутылку 'Дэниэлса', плеснул на два дюйма. Виски разбавил соком уру, к вкусу которого уже привык. Он напрочь отбивает запах спиртного и прибавляет мужской силы. Мужская сила ему нужна, ведь у него молодая любовница.
Чувства к Аниту затмили все его посторонние мысли. Он вошел в спальную каюту, как в теплый омут и с головой в него окунулся. Ласковые руки Аниту приняли его, притиснули с давно сдерживаемым нетерпением. Горячие губы, шелковая кожа, и вот они уже единое целое. Ничто их любви не сможет помешать. День сурка продолжается, счастливо подумал Джон.
* * *
Опять он попал в этот злобный район. Как-то так выходит, что он против своего желания все время сюда попадает. Вот они, группа парней, вываливаются из дверей супермаркета. Джон проходит мимо, не оглядываясь, но спиной чувствует - они смотрят ему в след. Сейчас побегут вдогонку. Так и есть - побежали: слышен топот ног, азартное дыхание. Джон резко с шага переходит на бег. Но у них разгон длился дольше. Они настигают его. Сейчас схватят. Главное, не упустить момент, когда придет подъемная сила. Да, теперь можно. Джон отталкивается ногой от земли - и взлетает. Невысоко. Почти сразу чувствуется, что подъемная сила ослабевает, начинается снижение по параболе. К счастью, дома здесь двухэтажные и поэтому он успевает перелететь над крышами, какими-то захламленными двориками, где нет ни входа, ни выхода, - и опуститься на параллельной улице. А ведь раньше, когда был молод, он взлетал чуть ли не в стратосферу. Во всяком случае, так высоко, что дух захватывало...
'В следующий раз не побегу, - подумал Джон, глядя в темный потолок каюты. - Остановлюсь и пусть делают, что хотят. В конце концов, это только сон. Я в нем господин, а они статисты. Они - фантомы, порождения моего ума. Как и герои моих книг. Однако, здорово они меня запугали, те подонки с битами...
Поздравляю тебя, приятель, у тебя, кажется, развивается синдром преследования'.
Осторожно, чтобы не разбудить спящую Аниту, Джон повернулся на правый бок. Светящиеся цифры больших электронных часов показывали 3 часа 25 минут. Джон закрыл глаза.
Утро, как и вчера, и как уже много-много дней подряд, было пронзительно солнечным. Такие утра Джон называл бриллиантовыми, когда каждой жилочкой ощущаешь, что и для тебя еще не закрыто Царствие Небесное, что и ты можешь обрести спасение, несмотря на мерзлую грязь и ужас в твоем сердце.
Лагуна так и сияла. Внутренние берега атолла утопали в мангровых зарослях. Жизнь в этих райских местах очищает душу, подумал он. А ему надо очиститься от зловония нью-йоркской жизни, где 'тени наши еще гуляют без нас'.
И главное, ничего больше не писать. Вот закончит автобиографическую штуку и больше ни под каким видом не сядет за роман. А штуку надо докончить. Это тоже своего рода очищение...
К борту яхты причалила пирога. Прибыл младший брат Аниту - Оайе. Джон занимался его образованием, приучал читать книги - французские, английские и русские. Мальчик проявлял великолепные способности к обучению, гораздо в большей степени, чем его сестра. Это и понятно - ведь он много младше Аниту.
Оайе привязывает пирогу и, с ловкостью обезьянки, вскарабкивается на палубу. На мальчике надеты шорты, подаренные ему Джоном. Оайе знает, что иначе на яхту его не пустят.
Джон здоровается с Оайе за руку по западному обычаю, а мальчик, в свою очередь, здоровается с ним по обычаю аборигенов - нужно соприкоснуться лбами. 'Чокнемся', - говорил Джон, наклоняясь.
