вышло на простор океанской волны, мальчик попросил 'порулить'. Джон подумал, что сегодня вряд ли случится еще одна катастрофа, тем более что фарватер совершенно пуст.
С обязанностями рулевого мальчик справлялся хорошо. И даже уловил, когда надо действовать с упреждением. Это главное в управлении. Многие в этом деле тупицы, упускают момент коррекции, и судно начинает выписывать зигзаги. Оайе вел яхту ровно, строго по азимуту, указанным Джоном. Мальчик быстро разобрался в навигационных приборах.
- А я немножко поработаю, - сказал Джон. - Не люблю, когда время тратится впустую.
Он спустился вниз, принес из кабинета свой ноутбук, устроился на палубе под навесом за чисто прибранным обеденным столом. Извлек из кармана свой талисман, поставил его справа от себя. Пока в маленьком мирке кружился снежный буран, Джон сосредотачивался. Но вот там все замерло, и пальцы его коснулись податливых клавиш компьютера.
'В свой безрадостный домицилий он плелся с тяжелой душой и озадаченным разумом...'
Нет, так не пойдет. Джон стер все предложение. Писать надо просто, без заумных латинизмов. Вот так: 'Однажды он возвращался с работы очень поздно...'
14
Однажды он возвращался с работы очень поздно. Машинально проверил почту, думая, что, как всегда, ничего нет. Но в ящике лежал конверт. Большой. Сердце у Джона обмерло, в груди разлилась волна как от хорошей порции виски. Переворачивая конверт, он уже догадывался, откуда тот. В окошечке под пленкой прочел свое имя и адрес отправителя - журнал 'Нью-Йоркер'.
Потом у него сердце захолонуло. Подумал, а что если это лишь вежливый отказ? И тогда он загадал: если отказ - пошлет писанину к чертовой матери и займется деланием денег, способом нормальных людей.
Он безобразно раскурочил конверт, вынимая послание. И вот плотная гладкая бумага дрожит под пальцами, с хрустом её разворачивает, выпрямляет острые складки, читает.
Да! Они принимают его рассказ! И даже высылают чек!
Смотрит - в письме чека нет! Джон кидается на пол, поднимает конверт, ищет - и находит! Фу, черт, аж сердце зашлось. На чеке написано: $500!
И какое-то незнакомое ранее чувство посетило Джона. Чувство собственного достоинства - вот что это за чувство. И он уже спокойно подумал: 'Пятьсот баксов. Ну что ж, за такой короткий рассказ - это не плохо'.
Это дело нужно непременно отметить. Иначе госпожа Удача опять уйдет к другому. Он зашел в квартиру - принять душ и переодеться. Джулии дома не было. Он заглянул в их общую спальню. Шкаф Джулии был раскрыт, на кровати раскинулись, как гигантские яркие бабочки два её платья вместе с 'плечиками'. Очевидно, Джулия их забраковала, отыскала нужное и уехала. Ясное дело, куда - на очередной 'сэй-хеллоу'*.
[* От англ. Say hello - Скажи привет! (простенькая вечеринка)].
Ну что ж, дорогая, подумал Джон, очень даже хорошо. Это так хорошо, как ты даже себе не представляешь. Имею полное право на кутеж и измену. Сегодня я это заслужил.
Он шел по Бродвею, в неутихающей до позднего часа сутолоке людей, машин, движущихся картинок. Фейерверки и каскады огней рекламы на фоне еще светлого неба придавали этому коловращению дополнительный градус безумия. Ему хотелось тесноты и света, чтобы острей почувствовать свою сопричастность этому миру. Он был почти счастлив. До полного счастья немного не добирал.
Пока я один из них, думал он, пока я один из миллионов этих скарабеев, катящих по жизни свой шарик говна. Когда же он поднимется над всем этим в загадочные эмпирии? Когда же, когда же, наконец, зоркий глаз авторитетного обозревателя из 'Нью-Йорк таймс бук ревью' выделит его из безликой толпы? Когда его портреты появятся на обложках 'Пипл' и других подобных ему журналов? Восходящая литературная звезда - Джон Кейн. Взойдет ли его звезда?
К подъезду шикарного ресторана, куда Джон даже не мечтал попасть, подъехал 'Даймлер' - роскошная машина ручной сборки. Открылись дверцы, и из рукодельного 'Даймлера' вышли пожилой мужчина и молодая красивая женщина. Женщиной была Джулия.
Это так ошеломило Джона - то есть увидеть Джулию в компании совсем для нее не привычной, - что он застыл как вкопанный. На него даже налетел кто-то сзади и ругнулся весьма энергично. Джон спрятался за столб и впился взглядом в мужчину, пока парочка шла под навесом, протянувшимся через ширину тротуара, к дверям, где стояли бравые швейцары.
Спутник Джулии был солидный мужчина с сединой на висках. В его аккуратно подстриженных усиках тоже белели седые волосы. Он был похож на воротилу с Мэдисон-авеню.
Ему было не меньше пятидесяти пяти лет, но у него была не плохая фигура, - несомненно, он проводил немало времени в гимнастическом зале.
На Джулии было надето её любимое черное платье, похожее на нижнее бельё. Она была сексуальна до неприличия.
'Вот сука', - с ожесточением подумал Джон и невольно устремился вперед.
У стеклянных дверей Джона остановил швейцар, похожий на отставного адмирала какого-нибудь опереточного флота.
- Прошу прощения, - сказал он простуженным голосом, - без галстука не пускаем. И в джинсах - тоже, - добавил он, оглядев клиента с головы до ног. - И в сникерсах нельзя. И куртка у вас...
- А если я надену женскую комбинацию, вы меня пустите? - спросил Джон.
- Педиков вообще не пускаем. Идите в свой гей-клуб.
- Очень хорошо... Скажите, любезный страж, мужчина, который сейчас зашел с женщиной, вам не знаком?
- Знаком, еще как знаком, - охотно подтвердил страж. Это Джаст Лестер Дорхэм - очень богатый человек. Он здесь часто бывает... и все с разными курочками, - добавил швейцар и доверительно-гадко рассмеялся, как будто он уже зачислил Джона в приятели, перед которым можно не стесняться.
Джон Кейн готов был врезать швейцару по его холуйской роже, но только равнодушно спросил, как скучающий обыватель:
- А чем он занимается, этот Лестер?
- Джаст, его зовут Джаст... Джаст означает 'справедливый', 'праведный', - как-то машинально, будто школьный учитель, пояснил швейцар. - А занимается он... Бог его знает. Надо полагать, что бизнесом.
- Значит, все время с разными? Хорош праведник.
- О, да! Такой, знаете ли, витальный! - Швейцар, откинув голову, захохотал, и безволосый затылок его уперся в твердый стоячий воротничок и налился кровью.
- Да вы, я смотрю, образованный человек, - удивился Джон. - Латынь знаете, и вообще...
- Я, парень, двадцать лет преподавал в колледже английский язык и литературу...
- Ого!
- Да-а-а... И на старости лет погорел на этих самых курочках. Какие там были девочки! - Он мечтательно закатил глаза, и с уголка его перекошенного рта выглянула и перелилась через край тонкая струйка слюны.
Джона всего передернуло от отвращения. Швейцар вытер рот несвежей белой перчаткой и продолжил признание:
- Отсидел я свои шесть лет за якобы изнасилование, а на самом деле никакого насилия не было. Она сама, сучка длинноногая, юбку сняла у меня в кабинете, ей нужно было сдать тест, а она тупая, как все блондинки, зато между ног у неё была такая узенькая щелочка, такая сладкая щелочка, - швейцар снова
