Во-вторых, я тут подумываю жениться...
- На ком?
- На местной девушке...
Оайе принципиально отвернулся, будто речь шла не о его сестре.
- Джон! Так это же замечательно! Это ты здорово придумал! - толстуха так завопила, что, казалась, она сейчас выскочит из трубки несмотря на свою толстоту.
Ну, понесла, понесла, разозлился Кейн.
- Это вовсе не для твоего поганого паблисити, - заорал он в трубку.
Мэйбл быстро остудила его пыл:
- Не моего паблисити, гадкий ты человек, твоего, ТВОЕГО! Послушай, Джон, можно сварганить классный материал. Я тут уже прикидывала, хотела прилететь к тебе с фотографом, купить на твоем острове лучших проституток и поснимать их голенькими на твоей палубе, получился бы отпадный репортаж, о том какую ты ведешь развратную жизнь на своей яхте. Но то, что ты предлагаешь, еще даже лучше. Свадьба знаменитого писателя, невеста - скромная аборигенка... кстати, кто она?
- Дочь вождя...
- Отлично! Скромная дочь вождя... Так что мы и сенсацию подкинем, и приличия соблюдем. Пуританство нынче опять входит в моду. Ну, что, я работаю в этом направлении? Начну подготавливать почву?..
- Работай, Мэйбл, работай.
И он отключил аппарат.
16
- Куда теперь пойдем? - спросил Оайе, зевая. После ланча у мальчика слипались глаза.
- Вообще-то я хотел сыграть в теннис с доктором, но, я вижу, ты совсем раскис...
- Ничего я не раскис, просто немножко спать хочу. Мама сильно болела, я ночью не спал... Но я потерплю вы из-за меня не беспокойтесь.
- Нет, приятель, так не пойдет. Зачем же мне тебя мучить. У меня прекрасная идея. Сейчас мы снимем номер в каком-нибудь отеле, ты выспишься один в номере, как король! А вечером я зайду за тобой и мы поедем обратно на Кок.
- Я никогда не жил в отелях, - счастливым голосом сказал Оайе и в избытке чувств дал очередь со вспышками света из купленного для него игрушечного автомата.
- Вот и отлично. В жизни самое важное - это впечатления детства и юности. Потом уже ничего так не впечатляет.
На rue Commondant они увидели полукруглую стеклянный стену отеля, три звездочки, назывался 'Bleu Marine'. Как раз то, что надо.
Они вошли в прохладный холл. Портье, белый, наверное, француз, подозрительно уставился на посетителя, перевел взгляд на мальчика с игрушечным автоматом, потом поклонился и сказал:
- Добрый день, месье...
Джон кивнул и спросил:
- Я хочу снять одноместный номер до вечера...
- Мы сдаем номера на сутки.
- Ну, хорошо, пусть будет на сутки...
- Должен вас огорчить, месье, но у нас это не принято.
- Что не принято?
- Спать с мальчиками.
- Ах, вот вы о чем! Ха-ха-ха! Нет, вы меня не правильно поняли. Мальчик поселится один. А я вечером приду за ним и расплачусь за номер.
- Несовершеннолетним не положено проживать в отеле без сопровождения взрослых, - резонно возразил портье.
Джон посмотрел в глаза портье. Это был молодой человек, наверное, студент: честные глаза, челка торчком. Характер и принципиальность. Отлично. Молодые, да к тому же студенты, еще не потеряли веру в человечество.
- Сколько стоит одноместный номер?
- На сутки?
- Да, черт побери!
- В среднем от шестисот евро или 25 тысяч тихоокеанских франков... простите, месье, у нас не выражаются.
Джон вдруг понял - он не нравится парню. Не как человек, а как американец. Джон говорил по- французски с американским акцентом.
- Вива Франция! - сказал Джон.
- Это не поможет, месье, - ответил портье.
Что ж, это его право, подумал Джон, любить или не любить. Когда сам Джон был в Париже, ему, Джону, тоже не нравились парижане, так что же он хочет от парня?
- Дядя, Джон, - мальчик потянул за рукав писателя, - пойдемте отсюда, я уже расхотел спать.
Джон понял, что проиграл. Конечно, можно было попробовать поспорить, и убедительным аргументом была бы стопка из десяти стодолларовых бумажек, но не хотелось ломать через колено молодого человека.
- Au revoir! - поклонился Джон принципиальному портье. [До свидания! (фр.)]
- Bonne chance, - ответил портье. [Желаю удачи (фр.)]
- Mersi bian... Allez, mon cher, - сказал Джон и повел мальчика к выходу. [Весьма благодарен... идемте, мой друг (фр.)]
У дверей мальчик оглянулся и выпустил в портье трескучую очередь.
Они вышли на горячую улицу, щурясь на яркое солнце.
- Ну, что ж, - сказал Джон, - прикорнешь на корте, там есть скамеечки...
- Да я, честное слово, уже не хочу спать.
- Ну, ладно, идем.
- Куда, дядя Джон?
- В американское консульство. Там меня ждет друг на корте... Мы будем играть в теннис.
- А мне можно сыграть?
- Конечно...
Они пошли по авеню Шарля де Голля, которая тянется от Рыбацкого порта до чугунных кружев Дворца президента.
Джон старался приноровить ритм своей машистой поступи к мальчишеской шаркотне. Асфальт раскалился и неприятно проминался под подошвами. Такое впечатление, как будто ты идешь по шкуре гигантского животного, которое пока дремлет, но если проснется...
- Скажи, Оайе, на Кукаре бывали землетрясения?
- Я не помню. Но папа рассказывал, что однажды проснулся вулкан Бара-Бар...
Мальчик стал рассказывать, как дымил вулкан, как тряслась земля, бегали в страхе люди...
Джон машинально вставлял какие-то вопросы, чтобы словомельница мальчика не останавливалась, а сознанием привычно погрузился в свой писательский мир. Инцидент с портье исчерпан и забыт, продолжаем думать о своем. Среди толкотни мыслей и образов выперла довольная физиономия Питера Маршалла. 'Убей меня трижды'. Одного раза этому засранцу мало. Его надо убить трижды. Как это понимать? Так что ли? И не успел Джон одернуть себя, как тут же представил, даже не сам Джон, а вечно работающий в нем писательский перпетуум мобиле, как этот сволочной Маршалл идет по улице, такой же сомнамбула,
